Шуту позволено говорить все, потому что он выражает очень точные вещи, которые мы ощущаем, но сказать не можем. Очень сильное слово, индуктивное, убедительное. И для нашего сознания это парадоксально, потому что проговариваемое им скрыто в бессознательном. Мы ж хохочем почему, как самки обезьян? Потому что это скрыто от нас, а он проговаривает.
Мы, кстати, любим смеяться, любой человек, особенно дети. Потому что снимаем напряжение культуры, которая не дает смеяться, давит на нас. А оральник, шут пробил этот культурный слой шуткой – и смеемся, и хорошо. Конечно, это соблазн, искушение – посмеяться. Но лучше не злоупотреблять. Любой зрительник скажет: хохочешь с вечера – с утра чувствуешь опустошение, особенно, когда оральник стимулирует. Смех опустошает чувства, у звуковика снимает сосредоточенность. А это наши видовые роли, это образ жизни, но он сбивает состояние.
Зрительная девочка сидит рыдает – кроль почил. Как жить дальше? В коробочку из-под детской обуви его, совочком на грядке ямку сделала, коробочку закопала, веточками крестик выставила, сидит рыдает: «На кого ты меня покинул? Бедный кроль!» Шестилетняя вдова молодого кроля. И вот идет оральный Вася, как Костя Сапрыкин из «Место встречи изменить нельзя», и говорит: «Машка, че это у тебя там? Кроль сдох, что ли? Гы-гы-гы». И все, она хохочет. Только что проживала страшную утрату, а тут театральная маска на лице – с одной стороны еще плачет, а с другой – уже хохочет. И все больше хохочет и все меньше плачет, а потом взяла Ваську под руку, и пошли они по всей деревне – он на гармошке играет, песни горланит, она подпевает.
Это не шутка, это очень серьезные вещи. Любую концентрацию сознания и чувств способны обсмеять, и все, человек расслабляется от культуры и от концентрации мысли – это же энергозатратно. Хохочет – мысль не формируется, и проблемы не решаются. Остальным это можно, зрительникам и звуковикам нельзя. Когда сохраним народ и государство, будет можно, а пока нельзя. Коллективная мысль не концентрируется на проблемах, они не решаются, они обсмеиваются и перестают болеть, перестают на нас давить, но остаются и разрушают все.
Комментарии 4
Светлана Чернова 05 декабря 2014 в 11:12
Почему зрительнику и звуковику нельзя смеяться над оральными шутками?
Смех снимает концентрацию сознания на решаемых вопросах, снимает ограничения культуры. Посмеялись над убогим - можно ему не сочувствовать и не помогать. Не болит душа за него уже. Похохотали над наркоманами или над угрозой глобальной войны, и все, можно продолжать прерванную компьютерную игру, совесть не зудит, смыслы не ищутся и не высказываются, поиски духовности уже как-то неактуальны. А если снова дискомфорт какой-то в районе души - можно опять оральника позвать, он нам быстренько свою психотерапию проведет.
Речь не о том, что оральность - это плохо. Речь о том, что звуковикам со зрительниками надо бы осознанно подходить к таким вещам и не увлекаться комедийными шоу.
Действительно,когда не очень реализованная оральная женщина смешит звуковых и зрительных напарниц ,то снижается серьезность поставленной цели в работе.
Шуту позволено говорить все, потому что он выражает очень точные вещи, которые мы ощущаем, но сказать не можем. Очень сильное слово, индуктивное, убедительное. И для нашего сознания это парадоксально, потому что проговариваемое им скрыто в бессознательном. Мы ж хохочем почему, как самки обезьян? Потому что это скрыто от нас, а он проговаривает.
Мы, кстати, любим смеяться, любой человек, особенно дети. Потому что снимаем напряжение культуры, которая не дает смеяться, давит на нас. А оральник, шут пробил этот культурный слой шуткой – и смеемся, и хорошо. Конечно, это соблазн, искушение – посмеяться. Но лучше не злоупотреблять. Любой зрительник скажет: хохочешь с вечера – с утра чувствуешь опустошение, особенно, когда оральник стимулирует. Смех опустошает чувства, у звуковика снимает сосредоточенность. А это наши видовые роли, это образ жизни, но он сбивает состояние.
Зрительная девочка сидит рыдает – кроль почил. Как жить дальше? В коробочку из-под детской обуви его, совочком на грядке ямку сделала, коробочку закопала, веточками крестик выставила, сидит рыдает: «На кого ты меня покинул? Бедный кроль!» Шестилетняя вдова молодого кроля. И вот идет оральный Вася, как Костя Сапрыкин из «Место встречи изменить нельзя», и говорит: «Машка, че это у тебя там? Кроль сдох, что ли? Гы-гы-гы». И все, она хохочет. Только что проживала страшную утрату, а тут театральная маска на лице – с одной стороны еще плачет, а с другой – уже хохочет. И все больше хохочет и все меньше плачет, а потом взяла Ваську под руку, и пошли они по всей деревне – он на гармошке играет, песни горланит, она подпевает.
Это не шутка, это очень серьезные вещи. Любую концентрацию сознания и чувств способны обсмеять, и все, человек расслабляется от культуры и от концентрации мысли – это же энергозатратно. Хохочет – мысль не формируется, и проблемы не решаются. Остальным это можно, зрительникам и звуковикам нельзя. Когда сохраним народ и государство, будет можно, а пока нельзя. Коллективная мысль не концентрируется на проблемах, они не решаются, они обсмеиваются и перестают болеть, перестают на нас давить, но остаются и разрушают все.
Почему зрительнику и звуковику нельзя смеяться над оральными шутками?
перечитайте или послушайте еще раз - ответ же на поверхности!
Смех снимает концентрацию сознания на решаемых вопросах, снимает ограничения культуры. Посмеялись над убогим - можно ему не сочувствовать и не помогать. Не болит душа за него уже. Похохотали над наркоманами или над угрозой глобальной войны, и все, можно продолжать прерванную компьютерную игру, совесть не зудит, смыслы не ищутся и не высказываются, поиски духовности уже как-то неактуальны. А если снова дискомфорт какой-то в районе души - можно опять оральника позвать, он нам быстренько свою психотерапию проведет.
Речь не о том, что оральность - это плохо. Речь о том, что звуковикам со зрительниками надо бы осознанно подходить к таким вещам и не увлекаться комедийными шоу.
Действительно,когда не очень реализованная оральная женщина смешит звуковых и зрительных напарниц ,то снижается серьезность поставленной цели в работе.