Раньше без психотропных таблеток не могла прожить ни дня. Сейчас мне это не нужно

Большую часть своей жизни я не была счастлива. Мне казалось, что у меня было вполне неплохое детство, и моя депрессия началась лет в 16, но на самом деле она дала свои ростки еще в самом начале. В тот момент, когда я подумала (мне было где-то 6 лет): «Если мы все умрем в конечном итоге, то зачем все это? Зачем жить?» Я полагала, что все об этом задумывались, что всем это интересно, и взрослые наверняка знают ответ. Но чем дальше, тем больше я понимала, что это не так. В какой-то период этот вопрос ушел на задний план, он был как червь-паразит, которого ты не замечаешь долгое время, но потом он дает о себе знать – тебе настолько плохо, что ты не хочешь жить. Долго пытаешься понять причину того, что тебе плохо. Ведь для всех у тебя все прекрасно: есть друзья, семья, финансовое благополучие, качественное образование… Но все это ставится под один и тот же вид сомнения. Зачем оно мне, если я умру? Другие умрут? Допустим, что я оставлю «свой след», какое-то достояние, обо мне будут говорить, как сейчас говорят о Достоевском, Пушкине, Толстом. НУ И ЧТО? Даже человечество когда-нибудь погибнет. И тогда не останется ни-че-го. Пустота. И после смерти тоже будет пустота. Я ведь атеист, самый ярый. Бог мне не поможет. Никто не поможет. Я думала, что если Я не знаю Ответ, то никто не может знать. Это лишь догадки. В чем смысл? В семье, деньгах, любви? Не смешите. Все это временно.

Я смотрела на других людей, на их улыбки, и во мне зрела невообразимая злость на них. Почему они счастливые, а я нет? И поэтому я начала искать подвох в их счастье. В каждом. Он любит и потому ходит радостный? Ну, это ненадолго, вскоре расстанутся. Женился? Разведутся, разругавшись в пух и прах. А даже если нет, то так еще хуже. Будут жить в серой и унылой рутине, понимая, что все им опостылело, и работа, и супруг, и дети. Ведь что такое жизнь? Дом – работа – дом – редкие жалкие развлечения. Мне казалось, что счастье – это самообман. Величайший на Земле. Потому что мне было легче так думать. Но все эти мысли привели меня к неизбежному выводу: если счастья нет, то зачем тогда вообще жить и мучиться?

А я действительно мучилась. Каждый день тебе так плохо и тяжело, что у тебя нет сил даже подняться с постели. Начать утро без слез и пустоты в душе было просто невозможно. Ненависть к людям, к себе, ко всему миру убивала остатки смысла оставаться в этой жизни. Родители не понимают, что с тобой происходит, злятся, говорят: «Возьми себя в руки, займись чем-нибудь полезным, у меня вот вообще нет времени думать о чем-то таком».

Проблема была в том, что я ВСЕГДА об этом думала. Находясь на парах, занимаясь спортом, общаясь с друзьями, я думала о смысле каждого моего действия, искала его и не находила. Если когда-то у меня и были философские размышления, то все они в итоге слились в одну фразу: «В жизни нет смысла». У меня была целая куча страхов, порой абсолютно абсурдных (вроде трипофобии – боязни кластерных отверстий), слуховые галлюцинации (я часто слышала шаги в пустой квартире, шаги сзади меня, которые готовы были меня вот-вот настигнуть; мух, жужжащих около моих ушей), социофобия была моим врагом номер один. Я никогда не была любимчиком людей, не знаю, как у меня вообще появились друзья, но они разглядели во мне что-то хорошее… И вот наконец я не полюбила людей в ответ. Моей любимой фразой было выражение: «Лучшее, что может сделать человечество, это взяться за руки и решить больше не размножаться».

Я надеялась на то, что если я пойду к психиатру, то специалисты поймут, что со мной происходит и вылечат мою «болезнь», ведь если знать врага в лицо, то можно понять, как с ним бороться. Мне прописали таблетки. Потом я обнаружила у себя периоды гипомании, и мне прописали еще одни таблетки. Биполярное или пограничное расстройство – неважно, таблетки на самом деле одни и те же. Я долго их пила, а потом мне стало хуже.

Я никогда не кричала, даже во время самой сильной истерики, даже когда делала глубокие порезы на руках, ногах, вообще везде, лишь бы не увидели. Один раз я подумала, что крик немного облегчит мою боль, потому что мне было невыносимо плохо, как будто тебя режут изнутри. Я легла на пол и закричала. Когда я вспоминаю это, мне становится страшно от того крика… В тот момент я как будто услышала себя со стороны, это был рев раненого зверя, даже не человека. Тогда мне легче не стало. Ни от чего не было легче. Я пила по 10-15 таблеток в день трех разных видов, но они мне все еще ни черта не помогали. Да, галлюцинаций не было, голоса в голове, которые периодически давали о себе знать, тоже не появлялись. Но все это было лишь одной сотой моей боли. Навязчивые мысли все еще были со мной. Они мне уже казались нормой, чем-то само собой разумеющимся, я даже психиатру об этом не сразу сказала. Просто каждый раз, когда я просто куда-то шла, была одна, ничем не занята, просто шла к метро, в моей голове прокручивались мысли, как я вспарываю себе живот ножом, втыкаю его себе в грудь, а потом прокручиваю, как раздвигаю себе ребра и выдираю из грудной клетки сердце, как мою голову переезжает колесо машины, как я прыгаю под поезд и он отрезает мне руки и ноги. Я не могла перестать об этом думать. Только если была не одна, но мне было плохо и с людьми, и без них тоже. Каждый раз, когда я была одна, я думала, что мне нужно с кем-то поговорить, но как только я встречалась с кем-то, я мечтала как можно быстрее остаться одной.

Я не знаю, как я при таком в бардаке в голове еще и училась. Подготовка к ЕГЭ была адом. Я перепоступала, потому что ушла из медицинского, и мне надо было сдать английский и историю, которую я никогда в жизни не учила. Мне приходилось нагонять всю школьную программу за полгода. Помню, как я даже домашнее эссе не могла написать, так как мозг был словно окутан раскаленной металлической проволокой, я, рыдая, позвонила репетитору и попросила отсрочку хотя бы на день, потому что я просто лежала и царапала ногтями грудную клетку, и мне было явно не до какого-то там съезда КПСС. Для меня это было чем-то из ряда вон выходящим, потому что обычно я не хотела обременять кого-либо своей депрессией, ведь непонятно, как такого человека поддерживать. Если умер друг или родственник, бросил любимый человек, то все более-менее ясно. К каждому свой подход, но он хотя бы есть. А здесь? У меня все было хорошо кроме того, что мне не хотелось жить.
Поступив в другой университет, я какое-то время даже социализировалась, но чем дальше люди учились со мной, тем больше я им не нравилась, и это было видно невооруженным глазом. Редкие люди смогли углядеть во мне не злого человека, а обозленного.

Я продолжала пить таблетки и ходить к психологу, и с психологами у меня была отдельная история… Сначала я молила родителей, чтобы мне к ним отправили, но потом я поняла, что все эти сеансы просто бесполезны. Они озвучивали те мысли, к которым я пришла энное количество лет назад и так же от них ушла, потому что они не работали. Что-то вроде «смысл жизни в самой жизни», «смысл жизни в мелочах/любви/друзьях/семье» и прочая чушь, которая держалась в моей голове дай бог пару месяцев. Все, что мне нравилось, попросту перестало быть интересным, потому что стало бессмысленным, жизнь была мучительна, каждый день было тяжело даже дышать, а на все конечности словно повесили булыжники, которые становились все больше и больше. В один день я шла «по делам» и мне было настолько сложно передвигать ноги, что мне хотелось лечь посреди дороги и ждать, когда меня переедет машина. Если бы это значило мою стопроцентную смерть, то я бы так и сделала. Но я понимала, что машина остановится, а меня либо обматерят, либо спросят, все ли со мной в порядке, но в любом случае я останусь жива. Только осознание того, что я могу не умереть, всегда и останавливало меня. Я боялась, что даже если спрыгну с крыши, кинусь под поезд или под машину, то просто стану инвалидом и лишусь последнего шанса лишить себя жизни. И еще я начала думать о возможном существовании реинкарнации, что еще страшнее, ведь в таком случае я могла бы снова вернуться в этот мир, и кто знает, какой будет новая жизнь? Может, еще хуже, чем эта?

И как тут могут помочь психологи? Я никогда не понимала тех людей, которые что-то утаивали от своих психиатров/психологов, ведь какой в этом смысл? Тебе же тогда точно не помогут. Только вот проблема в том, что я ничего не утаивала, а мне все равно не помогли. Из меня как будто каждый раз вытаскивали весь мусор, ворошили его палкой, чтобы он вонял еще больше, засовывали его обратно и брали с меня за это деньги. После каждого сеанса я уходила в туалет и рыдала там минут десять, легче мне точно не становилось.

В какой-то момент… все это накопилось, катализируясь, как это называют, «последней каплей», и я отравилась таблетками, финлепсином. Первая попытка суицида была спонтанной, на эмоциях, и она не увенчалась успехом, потому что меня быстро нашли и успели спасти. Шесть дней в реанимации, три из них без сознания. Мне порвали рот и голосовые связки, но спасли. Чтобы не вешать на меня государственное клеймо душевнобольной, родители отправили меня в частную клинику. Там я нашла себе психиатра, у которого наблюдалась и дальше, потому что он был единственным из врачей, кто относился ко мне как к человеку, а не как к «психованной». С ним одним я могла поговорить о смысле жизни, и наши разговоры давали такие философские витки, которым позавидовал бы и Гегель. Я до сих пор ему благодарна за это, пускай я и не нашла смысл жизни, но в те моменты наших встреч я переставала чувствовать себя тупой, ведь все это время я забывала даже элементарные слова и из-за этого могла молчать по полминуты, вспоминая существительное «дуб» или глагол «клеить». Одно предложение из пяти слов я могла формулировать целую минуту. Это было дико страшно, мне казалось, что я теряю единственное, чем всегда гордилась, – свой разум.

После первой попытки мне было никак. Плохо, но не настолько, чтобы решиться себя убить. Таблетки все же подлатали мою нервную систему, но они не решили и не могли решить главную проблему – отсутствия смысла жизни. Я была овощем. Я не жила, а существовала. И через какое-то время (это было в апреле 2019 года) решила себя убить снова, но более обдуманно. Все вокруг меня думали, что мне легче, хотя бы немного, но легче. В воскресенье я пошла к своему психологу и сказала, что пришла прощаться. У нас с ним установились довольно близкие отношения, и я почему-то не могла ему ничего не сказать, как другим. Он пытался уговорить меня, целых полтора часа, хотя прием должен был длиться всего час, но он ничего не добился. Тогда я вернулась домой и села смотреть свое любимое юмористическое шоу, смеялась, делилась моментами оттуда со своими друзьями. А утром положила в рюкзак таблетки, скотч, воду, в последний раз обняла маму, которая провожала меня на учебу, и поехала на другой конец Москвы убивать себя.

Я зашла в лес, в ту часть, где точно не должно было быть людей и где бы меня не обнаружили сразу, выпила таблетки, заклеила себе рот скотчем, чтобы меня не стошнило этими таблетками, как в прошлый раз, и легла на землю. Я не учла одного – того, что в то утро похолодало, и таблеткам требовалось гораздо больше времени раствориться, чем в прошлый раз, когда я лежала под теплым одеялом. И я все не теряла и не теряла сознания. Откуда ни возьмись, появились люди, спрашивали, все ли у меня в порядке. Еще бы, странная картина… Спустя часа полтора я настолько окоченела и потеряла надежду на то, что мне удастся хотя бы потерять сознание (а там будь что будет), что, когда в очередной раз ко мне подошел какой-то мужчина и спросил, не вызвать ли ему скорую, я, пошатываясь, встала и сказала, что сделаю это сама. Я позвонила в скорую с тем расчетом, что я хотя бы смогу потом сказать, что просто вовремя одумалась, и меня не закроют на девять замков. Дойдя до машины скорой помощи (да, они мне сказали выйти из того леса и перейти через дорогу самой), я успела сказать номер телефона моей мамы и отключилась.
Три дня в реанимации и больше недели в амбулаторке токсикологии (которую я до сих пор вспоминаю с дрожью), и я вышла на свободу. Мне казалось, что я находилась там целую вечность.

А дальше был переломный момент всей моей жизни.

Мой папа, который еще в 2017 году уговаривал меня пойти на тренинг Системно-векторной психологии, наконец убедил мою маму в том, что мне это нужно, ведь если была вторая попытка, то будет и третья. Раньше я всячески отрицала какое-либо положительное действие этого тренинга, мне казалось, что это секта и в любом случае это не поможет. А то, что папе помогло… ну, ошибка выжившего. Я уповала в тот момент на традиционное лечение, ведь это наука, это медицина. Но когда ты в полном отчаянии, в апатии, когда ты все испробовал и уже не знаешь, что тебе может помочь… В общем, папа уговорил маму, мама уговорила меня, а я просто пожала плечами и согласилась, потому что вариантов больше не было. Я поклялась себе, что если это мне тоже не поможет, то я просто сделаю все для того, чтобы убить себя. Не таблетками, а чем-то более кардинальным.

Пошла я в 73 группу, где-то май-июнь 2019 года. Первую вводную лекцию я слушала часа три, где-то покивав, но в основном подумав, что Юрий Бурлан просто льет воду слишком долго, и выключила, решив лечь спать. Дальше у нас был довольно большой перерыв, и поэтому я слушала бесплатные про анальный и кожный вектор. После одной бесплатной лекции я поймала себя на том, что не думаю о суициде каждый день. Это показалось мне странным, но я не делала поспешных выводов, полагая, что все это временно и наверняка вернется.

На лекции про уретральный вектор я чесалась так, как не чесалась никогда. Моя кожа покраснела и опухла настолько, что даже тоналка не сильно помогала на следующий день. Лицо, затылок, шея, руки, ноги, живот – все чесалось жутко и перестало только под утро.

На середине тренинга я полностью слезла с психотропных таблеток, без которых раньше не могла прожить ни дня. Для меня это было чудом. Несмотря на то, что некоторые утверждения Бурлана не соответствовали моим и я продолжала с ним спорить, тренинг мне помогал. В то время у меня была сессия, и я думала, что не вылезу из той ямы, в которой находилась. Но я сдала все долги и даже сумела подготовиться к экзаменам, что стало для меня вторым чудом. С глаз упала пелена, а из сердца ушла та невообразимая тоска, которая мучила меня каждый день. Все вставало на свои места. Наконец нашелся СМЫСЛ. Смысл существования людей, их значения. Моей ошибкой было лишь то, что я слушала слишком мало, и из-за этого пропустила самое важное. Из-за этого где-то через полгода некоторые мои плохие состояния начали возвращаться. Тот червь-паразит все еще был во мне, хоть и во много раз меньше и слабее. И я боялась того, что даже СВП не помогла, что весь тот эффект был временным. Я осмелилась сказать об этом своему папе, и он посоветовал пойти на тренинг во второй раз. «Зачем?» - подумала я. – «Опять одно и то же слушать?» И все же я пошла. В этот раз более осознанно, с некоторой уже уложившейся в голове информацией, я писала конспекты и слушала не 4 часа, а хотя бы 7. И вторая звуковая лекция дала мне понять, что именно я упустила. Смысл ВСЕГО. Для чего жизнь, для чего человечество, а не каждый человек по отдельности. В ту ночь я прослушала всю лекцию и после нее я даже не могла уснуть – настолько я была взбудоражена. Мне казалось, что я узнала нечто уникальное, что мой поиск наконец закончен. Потому что все сложилось в одну картинку, как будто я нашла когда-то утерянный последний кусочек пазла. Еще после первого прохождения тренинга в моей жизни начались изменения, но после второго – понеслись с невообразимой скоростью.

Первое: улучшились мои отношения с семьей. С отчимом, мамой и сестрой. С отчимом мы практически никогда не были близки, а под конец ссорились, как кошка с собакой, мама больше всех меня защищала, но не понимала мои «сдвиги», а сестра была раньше для меня как просто еще один человек, живущий в нашем доме. Сейчас же… Ох. До сих пор поверить не могу, оглядываясь назад на свое прошлое. С отчимом разговариваем даже на те темы, которые до этого нас обоих доводили до трясучки, обнимаемся, даже он сам смягчился и стал гораздо отзывчивее, гораздо менее обидчивым. Мама благодаря СВП меня поняла, приняла, сама прошла тренинг и теперь развивает сестру в соответствии с заложенными в нее талантами. А с сестрой мы стали очень близки, и несмотря на то, что она на 11 лет меня младше, я разговариваю с ней на равных, а не свысока, как раньше, у нас установились доверительные отношения, она прислушивается ко мне, а я интересуюсь тем, что происходит у нее в жизни.

Второе: я стала любить то, что раньше было мне безразлично. Я начала видеть красоту практически во всем. Когда я приехала на дачу и сделала глубокий вдох, то почувствовала столько удивительных запахов, что даже удивленно спросила: «Здесь что, всегда так пахло?» Я словно начала видеть и узнавать мир заново. Чувствовать каждый день счастье, которое казалось для меня чем-то далеким, стало для меня обычным делом. Но все еще удивительным, учитывая то, какой была моя прошлая жизнь. Я даже впервые за долгое время написала стих:

Никогда не поздно извлечь уныния грех,
Начать видеть людей и искры от их улыбок, Полюбить во второй раз смех,
Топящий тебя в нежности стыдной.

Вовсе не поздно
Заметить блеск глаз, что словно капéль весною на солнце,
Гусиные лапки у уголков,
В которых прячутся блики из светлых снов.

Никогда не поздно не обвинить, а понять,
От солнца не слепнуть, а жмуриться,
И, чтобы прохладный ветер кожей поймать,
Не войти в дом, а выйти на улицу.

Никогда не поздно внезапно почувствовать счастье,
Смахнув в ладонь звезды с неба,
Вытащив в пьяной игре карту той масти,
Почувствовав запах свежего хлеба -
Запах из соседней булочной и из детства одновременно...

Никогда не поздно начать
Любить, читать, летать Без всякой волшебной пыли Питера Пена,
Утопать в благодарности,
При том отдавая, а не имея.

Никогда не поздно услышать, Что между нотами есть тишина,
И от нее можно даже оглохнуть в то время, когда ты не спишь допоздна.

И никогда не поздно
После снятия с души груза
И долгожданного счастья зова
Наконец узреть, что в ""Войне и мире"" после союза
Есть и второе слово.

Как сказала мне одна подруга: «Раньше я бы никогда не увидела такой стих твоего авторства». И это правда. Раньше я если и писала стихи, то они были полны тоски и безнадежности.
Я начала общаться с теми, с кем раньше не общалась, с теми, с кем у меня были прохладные, натянутые отношения. И я вижу, что действительно нравлюсь им. Я. Нравлюсь. Людям. Для меня это нечто невообразимое. Поэтому сейчас мне плохо от фразы «Полюбите себя». Нужно в первую очередь полюбить людей, а себя мы уже и так любим, просто иногда не осознаем этого. Никто не просит жертвовать своими желаниями ради других, как многие подумают. Помогать другим, понимать их и любить не значит «жертвовать собой». И вот это понимание дает системно-векторная психология. Это не секта, это не «очередная типология», это то, что дает ответы. И тем, кто читает мой отзыв, я могу лишь посоветовать не повторять моих ошибок. Если вы не верите в то, что все эти отзывы не куплены, лично я могу с вами встретиться, спрашивайте что угодно.) Мне скрывать нечего.

Третье: здоровье. У меня пропали боли, которые раньше были практически везде, хотя все врачи говорили, что я здоровее всех здоровых и могу не приходить к ним еще лет 20. Сейчас я практически не болею даже простудой, а даже если изредка такое случается, то длится пару дней и проходит без особого лечения.

Спустя полтора года после моего знакомства с СВП я могу сказать, что тренинг – не волшебная таблетка, а инструмент, который дается человеку для работы над собой. Каждый день ты словно заново узнаешь людей, которых знал всю свою жизнь, анализируешь то, что раньше не замечал, понимаешь и прощаешь то, что всегда раздражало. Не нужно ожидать, что все проблемы, которые у тебя есть, пройдут разом от того, что ты просто пройдешь тренинг. Это как с абонементом в фитнес-зал: то, что ты его купил, не значит, что ты похудеешь. Чем больше ты анализируешь, чем больше ты наблюдаешь за людьми, тем больше формируется то системное мышление, которое, по сути, как твой личный психолог навсегда. Ты сам себе психолог. За тренинг я отдала 25 тысяч. Это всего лишь 5 посещений психолога, которые лично мне ничего не дали, кроме разочарования. А это, получается, покупка раз и навсегда, а не «игла», которая просто вытягивает из тебя деньги... Сейчас даже если у меня и появляются какие-то проблемы, то я знаю, как их решать и где искать.

В 2018 году я понимала, что по программе поеду в другую страну на целый год, и не знала, как я буду там покупать таблетки. Сейчас мне это не нужно вообще, и это великое облегчение, как будто с меня скинули цепи.

Я благодарна всем, кто так или иначе поддерживал меня до тренинга, тем, кто подтолкнул на него пойти, и, конечно, тем, кто буквально спас меня – Юрию Бурлану и команде СВП. Для меня то, что было всего два года назад, теперь кажется другой жизнью, если это вообще можно назвать жизнью. Сейчас я пытаюсь помочь тем, кто страдает так же, как я, или как-то по-другому.

Выход есть. Просто доверьтесь тем, кто его уже нашел.