Целые горы душевной боли и тяжести сваливались с моей души, освобождая меня для дальнейшего движения

Ребята, привет.

У меня была проблема, которую я сначала вообще не считала проблемой, потом (после тренинга) стала считать ее нерешаемой проблемой, потом трудной… Теперь она разрешилась, и я очень хочу поделиться с вами.
Проблема имела два лица, настолько (внешне) разные, что я считала их разными проблемами, даже не связанными между собой. Как мы ошибаемся в определении взаимосвязи вещей и явлений! Как ошибочно воспринимаем мир, просто удивительно! Эти проблемы были – обида на бабушку и мое творческое бесплодие.

В четвертом классе я написала парочку стихотворений. Я не была уверена, что написала хорошо. Мне нужно было посоветоваться с кем-то. Ну а с кем еще, как не с учителем литературы, верно? Реакция от нее была… Ну, как бы вам описать… Она хвалила меня так елейно и неискренне, так преувеличенно приторно, что я подумала, насколько же плохи мои стихи, каким же имбецилом я выгляжу с ними, что она говорит со мной как с умственно отсталой, лишь бы только меня не огорчить… Не то чтобы я расстроилась, нет. Я приняла к сведению, что стихи – это не мое, и просто не пыталась их больше писать.

Но я перестала интересоваться поэзией. Нет, неверно. Меня стали жутко бесить стихи, которые субъективно мне казались плохими. Плохие стихи для меня были как скрип ножа по тарелке, они вызывали у меня судороги почти физической боли. Меня кривило и перекашивало. Это было сильным страданием, читать или слышать плохие стихи. Хорошие, талантливые я любила, но где было их взять, если для того, чтобы найти хорошие стихи, нужно было продраться через массу плохих? И я перестала интересоваться поэзией в принципе, и удивлялась любителям.

Во всем этом я не видела проблемы. Подумаешь, стихов не читаю… Но после прохождения тренинга я стала отслеживать некоторые вещи. Например, что граница между «хорошими» и «плохими» стихами определяется моим талантом. То есть, «плохие» - это такие стихи, которые я бы посовестилась кому-то показывать, если бы они были моими, а «хорошие» - это такие, какие я сама могла бы написать – или лучше. Я стала понимать, что причина моего неприятия «плохой» поэзии такая же, как у обезьянки капуцинки, кидающей в морду коварному человеку унизительный огурчик. Они пишут плохо – и им можно, а я могла бы писать лучше – а мне нельзя!

Одновременно с этим стала наблюдаться похожая проблема, неспособности писать тексты вообще. То есть, написать результат так, чтобы люди зачитывались и давали мне восторженную обратную связь, я могла, а написать статью для портала – нет. Голова просто становилась пустой, и я не могла это преодолеть. Никак. Хорошо, что я не молчала совсем. В переписке, в ответах на вопросы я могла проявить свой дар – ну и проявляла. Но стихи не писались, статьи тоже, и блог, который я начала, тоже стоял без движения. Ступор.

Я стала размышлять об этой травме раннего пубертата, со стихами. Ну не могла такая поздняя травма нанести такие глубокие повреждения. Судя по последствиям, травма должна лежать намного глубже, а следовательно, должна быть получена раньше. Намного раньше. Где-то между 3 и 6 годами. Ближе к трем. И тогда это могла быть только бабушка. Только она. Потому что мои попытки что-то вспомнить об этом натыкались на ее образ, на ее угрожающий взгляд – и мгновенно обессиливали. Когда-то тогда мое сопротивление было сломлено, подавлено, а моя вера в свои силы и способности осмеяна и унижена. И только благодаря этому позже я так легко поверила, что мои стихи – творение имбецила, и мне не стоит беспокоить хороших людей отрыжками своей никчемности…

Обида на бабушку давно, задолго до тренинга, тревожила меня своей несправедливостью. Я все понимала про тяжелое детство, искаженный трудностями характер, про ее ненормальную фанатичную любовь ко мне и полную неспособность поэтому причинять какой-то намеренный вред. Я все понимала. Делала шаги навстречу, пыталась как-то проявлять любовь, но все попытки заканчивались пониманием, что чем дальше, тем роднее. Живем на разных концах страны – и слава богу.

Нет, я не опустила руки. Продолжала прорабатывать обиды, травмы, какие могла вытащить, и постепенно мои состояния менялись. Целые горы душевной боли и тяжести сваливались с моей души, освобождая меня для дальнейшего движения. Клубочек разматывался, открывались более глубокие слои. Движение было неустанным. Очень меня продвинуло осознание включенности моей судьбы в судьбу всей страны и человечества, когда я увидела события своей жизни не как хаотичную череду разного рода неприятностей, а как часть широкого и мощного потока эволюции человеческого Вида.

Я увидела взаимосвязи разных исторических событий, их влияние по законам причин и следствий на последующие события, я увидела, как судьбы стран и народов формируют канву, в которой разворачиваются судьбы групп и отдельных людей. Я поняла, почему с моей страной произошло то, что произошло, какой был в этом смысл, к чему все идет – и увидела свою собственную роль в этих процессах! И вот тогда я поняла, что именно здесь и сейчас, в это время и в этих обстоятельствах, я нужна, необходима, именно такая, какой я получилась – во многом благодаря стараниям моей бабушки! Именно она, не понимая, конечно, что она делает и почему, сделала меня такой, какой я могу принести максимальную пользу людям на своем месте, в которое меня поставила общая судьба моего народа и моего Вида! Более того, я увидела, как моя любимая бабушка буквально жизнь свою на меня положила, сколько усилий, и каких тяжелых усилий, ей понадобилось, чтобы мой неслабый характер согнуть в нужную форму!

Во мне проснулась огромная благодарность ей за ее героические самоотверженные усилия. То есть, за те самые действия, которые меня калечили, уродовали, задерживали развитие, блокировали реализацию – и тем самым сохраняли для будущего. Скукоженная в комочек, несчастная и незначительная, я с минимальным вредом для себя проскакивала через такие жернова, в которых непременно бы погибла, если бы была чуть более реализованной (то есть, счастливой). Именно бабушкино разрушительное (как мне казалось) влияние позволило мне дожить до тренинга, попутно получив такой глубины нехватку, в которую как пылесосом затянуло материал тренинга. Тот самый, которым я теперь могу делиться с новичками, принося так много пользы людям.

Знаете, никакое наше желание не остается без ответа. Иногда бывает нужно подождать, пока созреет, но всегда приходит ответ! Однажды на занятии, это было чуть больше месяца назад, я услышала что-то такое, что щелкнуло внутри осознанием. Я не записала сразу, а потом не смогла вспомнить, что это было. Груда свалилась с плеч и потерялась где-то, ушла под воду. Ум, увлеченный занятием тренинга, не отследил освободившие меня слова, поэтому, простите, я не смогу поделиться. Я только помню счастливый абсолютно свободный легкий вздох и мысль, что я могу поиграться с рифмами. Накидать самой себе случайных рифм и по ним сочинить что-нибудь стихотворное, что ТЕПЕРЬ должно получиться.
И я так и сделала:

АСТРА
На велосипеде укатилось
лето,
С зонтиком мечтательно заходит
осень.
Звезды и признанья заблудились
где-то.
Я тебя не жду, хотя скучаю
очень.
Побледнели, будничными стали
зори,
Кофе варят, на работу собираясь
тихо.
Где-то одиноко шелестит
море,
Слизывая все, что мы забыли
лихо.
Я не оглянусь, не отзовусь.
Поздно.
Вместо рук твоих в руках моих
астра.
Можно позвонить. Поговорить
можно.
Но так навалилось все... Давай
завтра...

Какая связь с моей обидой на бабушку? Я не смогу понятно объяснить, в деталях сама не очень хорошо понимаю. Есть только одна подсказка.
В 27 лет, в ту пору, когда я проходила особенно тяжелые состояния, моя чувственная связь с миром людей ослабла настолько, что с ней ослабели и запреты, полученные от людей. Скорлупа, покрывавшая мою психику, рассохлась и треснула, в трещинку проникло немного света и тогда спонтанно написались, как бы сами собой, три стихотворения. Душа чуть-чуть наполнилась, и скорлупа встала на место, перекрыв этот поток. Вот одно из трех стихотворений, написанных тогда:

Она придет из ниоткуда
И сядет птицей на плечо,
Непознаваемое чудо,
Со звезд, невидимых отсюда,
Не прилетавшая еще,
Когда взлечу я над мирами,
Светясь небесными дарами,
Творя молитву горячо.

Зашепчет на ухо, как будто
Все тайны мира наизусть,
Как на уроке, повествует,
Волшебным словом нарисует
Тумана радость, солнца грусть,
Мрак света, счастье огорчений,
Позор великих совершений,
Величие смиренных уст.

Придет, сверкая опереньем,
Ковром космических лучей,
Сверкая рубищем созвездий,

Ломая строй священных песней,
Игра божественных детей…

То есть, для меня очевидно, что литературное творчество – это то, чем я должна заниматься. Обязательно! И не могла – потому что не исправлены мои взаимоотношения с миром людей, а индикатор качества этих взаимоотношений – мое отношение к родителям, в частности, к бабушке.

Итак, я радовалась полученной свободе, игралась с рифмами, а через три дня моя бабушка ушла. Ей было 95 лет. Полуслепая и полуглухая, почти беспомощная, она продолжала жить, словно ее держал здесь невыполненный долг, незаконченное дело. И вот, когда я смогла от полного чистого сердца воспеть ей восторженную благодарность до небес – она смогла выдохнуть остатки этой временной жизни и уйти в вечность… Бог да благословит ее тяжелую наполненную болью и трудом жизнь и да примет ее работу, воздав ей полной мерой любви, которую она заслужила…

ТИШИНА
Тихо вольется в душу небесный свет.
Тихой печалью завешу мое окно.
Ты не услышишь колючего слова «нет»,
Злость и обида забыты уже давно.

В сердце покой, на небесном озере гладь,
Сине-зеленой рекой разлился простор.
Можно кем хочешь, какою угодно стать.
Кончился бой и уже завершен отбор.

Нежная песня несется с твоих полей,
Сладко зовет бросить всё и идти вперед.
В уши вливается, жизни самой живей,
Голос оттуда, где новое счастье ждет.

Там, где тебя уже нет, наступает тишь,
Светлой молитвой горит свеча на окне.
После трудной работы ты мирно спишь,
Завтрашним днем прорастая в моем сне…

Ребята, этот мир очень гармонично и мудро устроен, и если мы не видим этой гармонии, если замечаем только несправедливость и разруху, дело только в нашем восприятии, которое, слава богу, можно изменить. Цените своих близких, любите их. Любой живущий достоин любви и сочувствия, теперь я это знаю.