Я обнимала маму и думала, что люблю ее больше жизни!

Всем привет! Очень много результатов. Постараюсь выписать точно, причинно-следственно и не многостранично.

Я в СВП с 2013 года. Много результатов было выписано ещё тогда, ниже перечислю их тезисно. А после расскажу о новых результатах, далеко не всех, так как что-то давно принимаешь, как норму.

Я пришла на тренинг испуганным 22-ти летним ребенком с 3-х летним сыном на руках. Всего боялась, чего хотела, не знала – точно не жить, но и умирать как-то было рановато. И как-то всё нелепо было, невпопад, бесцельно. Я прошла ПУ, ВУ, работала в команде. Жизнь изменилась многократно. Ушли депрессивные состояния, суицидальные мысли, комплекс жертвы, я победила туберкулёз, ушла от мужа-садиста, появилась любимая работа, сексуальная близость перестала быть повинностью, а даже стала приносить высшее наслаждение и «пресловутый» женский оргазм, к которому на протяжении истории развития женской сексуальности человечество никак не выберет, как относиться:)
Но главным своим результатом я считаю результат этой зимы: у меня ушла обида на маму – и вот это изменило жизнь ещё более кардинально.

Не подумайте, что все эти годы я сидела с обидой на маму, нет. Я очень активно жила, даже радостно бывало, но фоново ощущала в себе претензию. Она не к маме даже была, просто к миру. Что-то в нем вечно не ладилось, не соответствовало моим требованиям, было несправедливо и неправильно. Собственно это и стало новым витком в работе над собой.

Долгое время я работала следователем в полиции Украины по особо тяжким делам на линии убийств. В мае прошлого года с одним из расследуемых мной уголовных производств стали происходить загадочные события, по которым я поняла, что руководство это убийство сливает, то есть продало. Я долго боролась за квалификацию в деле, прятала производство от руководства, отправляя его на всевозможные экспертизы, чтобы его у меня не забрали, не передали другому следователю, не изменили в нем квалификацию, чтобы преступник понес законное наказание и не ушёл от ответственности. Мне не удалось – и я ушла из органов. Это было сложное решение. Я провалилась в тяжёлые звуковые состояния, потеряв мотивацию к действию, ощущение смысла и радости жизни. Более того, все эта ситуация расстроила и личные отношения, высветлив глубокие разногласия в ключевых взглядах на мир с мужчиной, которого любила. Однажды утром я проснулась и поняла, что у меня снова ничего нет. Всё зыбко, иллюзорно, притворно и бессмысленно.

Начался период новых вопросов и поиска ответов. Я маялась, ничего не хотела и много плакала. Беспричинно, неконтролируемо. От самой себя было противно. Меня преследовал всё время неприятный запах, который появился как раз вместе с историей с проданным убийством. Подруга с развитым образным мышлением тогда сказала: «Ничего удивительного: вся эта история с убийством плохо пахнет». Так и было. Но история осталась в прошлом. Ее участники жили свои жизни в меру своих желаний и возможностей, а я застряла. И чем дольше этот запах всюду меня преследовал, тем больше мне казалось, что это мой запах. Это безумно неприятные ощущения: ты не можешь взаимодействовать открыто с людьми, так как кажется, что неприятен.

В начале осени я снова пошла на тренинг, который в силу занятости за время работы в полиции не посещала совсем.

Тренинг проходила тяжело, состояний эйфории и радости, как на первом ПУ не было совсем. Состояния были тяжёлыми, почти неподъемными. Только на последнем мышечном занятии я наконец задала правильный вопрос касаемо ситуации с убийством, и Юрий ответил мне в нехватку очень точно, вскрыв причинно-следственную связь. Внутри что-то щелкнуло, я поняла корни поведения руководства. Поняла, почему приоритет семейных ценностей – корень большинства преступлений против общества. Это сняло напряжение и сместило фокус внимания и некоторую зацикленность, обиду на общество и его несовершенство. Запах потихоньку стал стихать и в какой-то момент исчез совсем вместе с мыслями о несправедливости и беззаконии.

И тут обнажилась обида на маму. Внезапно. В ситуации. За неделю до 24 февраля, мы разругались с мамой, чего не было уже почти никогда со времён моих выпендрежей ранней юности. Разругались настолько, что я не звонила ей несколько дней. А когда 23 февраля она позвонила мне, я не взяла трубку. Осознанно.

В 05:00 утра 24 февраля я проснулась от звуков взрывов. Накануне я смотрела пресс-конференцию В.В. Путина, потому поняла сразу, что происходит. Перевернулась на другой бок и уснула снова. Страха не было. Первая мысль: «Наконец-то!». Вторая: «Как хорошо, что я уволилась из органов».

Утром позвонила маме. Она была напугана, растеряна, встревожена. Я попыталась её успокоить, пообещала, что буду следить за событиями, и как только появится возможность мы выедем к ней. Тут важна ремарка: мама осталась одна в маленьком городке, откуда я родом, в Харьковской области – на так называемой оккупированной уже к тому времени территории, так как российские войска прошли наш городок, направляясь к Харькову, и оставили в городе кураторов. А вся наша семья – я с сыном, папа и брат – были в Харькове. Для моей мамы мы – всё. Она реализованный человек, чудесный учитель, всегда была при деле и вовлечена в жизнь. Но мы – её семья (дети и муж), – всё для неё.

Мы пробыли в Харькове три дня. К концу третьего дня был приблизительно понятен план выезда, придуманы хитрости для бойцов ВСУ на блокпостах, которые уже не выпускали людей из города в направлении оккупированных территорий. В тот день мне позвонила мама и расплакалась в трубку. Я сейчас пишу и ясно помню то чувство, которое испытала тогда. «Мамочка, прости! Прости, что смела высказывать своё «фи» и обижаться, осуждать в чем бы то ни было, злиться, делать больно…. Прости!», – в секунду изменилось всё мироощущение. Я почувствовала свой долг перед мамой выжить и приехать домой вместе со всеми, кто ей так дорог и составляет смысл её жизни. Как я рыдала эту ночь! Сколько стыда я испытала за свои обиды! Как по-новому зазвучали в голове слова Юрия про то, как наши мамы, будучи молодыми девушками мечтали о светлом будущем, принце, любви. Как они столкнулись с реальностью этой жизни. Как далека она оказалась от их девичьих грёз…

На следующий день к обеду я обнимала мамины худощавые плечи. Она дрожала в моих руках… такая маленькая, хрупкая, незащищенная… столько пережившая и переживающая снова в условиях этой беспощадной реальности, которую нельзя ни контролировать, ни предугадать…. Как исхудала мама за эти три чёртовы дня разлуки в условиях войны! Как спрятать её? Как уберечь, защитить? Как оправдать своей жизнью её вложения в меня, её любовь? Как отблагодарить за всё? Я обнимала её и думала, что люблю больше жизни, от луны до солнца и как вся вселенная.

На следующий день мы с ребенком уехали к родственникам в Россию. Началась новая страница моей истории, которую я напрямую связываю с уходом обиды на маму. Всё стало гладко, везде открыты двери, все люди приятны, всюду сопутствует везение. У меня ушло обесценивание себя. Жизнь приобрела особую важность, ведь ты не для себя, ты для других. Как говорит моя тётя: ты пуговица на общем костюме, отпадешь – и брюки не будут держаться или пиджак разойдется.

Ребенок пошел в лучшую в регионе школу, стал лучше учиться, появилось ощущение важности знаний, так как школа во всём это транслирует. Отношения наши с ним прекрасные. На днях нёс пакеты из магазина, не дав мне нести ни одного, а я пела ему и рассказывала какие-то истории. Он посмотрел на меня счастливыми глазами и сказал: «Мама, мы с тобой такая чудесная семья!» Кстати, его отношения со своим папой тоже улучшились, так как моё фоновое состояние обиды и претензии ушло и из этих взаимоотношений.

У меня появилась интересная работа в сфере образования в отличном звуко-зрительном творческом коллективе. Более того это люди с очень реализованной анальностью, в отличие от системы МВД, где люди в подавляющем большинстве несут в себе фрустрации в этом векторе. И как понимаете, я не выношу себя за скобки, а наоборот делаю акцент на смене своих состояний, а вместе с ними окружения. Но самое интересное случилось на днях.

Буквально неделю назад я проходила мимо Детской областной больницы. Обратила внимание на яркость облицовки здания, красивую территорию вокруг больницы и подумала, что это хорошее место. Через несколько дней я получила предложение участвовать в новом проекте госпитального образования для детей, нуждающихся в длительном лечении. Вчера вернулась из командировки в Москву, где воочию увидела, как работают госпитальные школы и по счастливым глазам лысеньких детишек онкоотделения НМИЦ ДГОИ им. Дмитрия Рогачева увидела, как важна для них сопричастность привычному миру школы, участия в их жизни педагогов, а не только медицинских работников и как сильно отличается их жизнь от привычных онкоотделений с серыми стенами, в которых мне доводилось бывать прежде. Находясь среди всех этих потрясающих людей, посвящающих свою жизнь этому делу, я подумала: ведь это то же самое, что я когда-то делала для одного знакомого больного мальчика Илюши, исполнить последнее желание которого я не успела… Только я всё делала просто по наитию, привлекая знакомых, друзей и незнакомых мне людей. А здесь работает команда профессионалов системно и организованно. Как жаль, что у моего маленького друга Илюши, оставившего своё больное маленькое тело в 9 лет, не было таких друзей рядом, не было такой школы, не было таких эмоций. Я обещаю каждому ребенку, которого приведет судьба в стены нашего учебного учреждения в рамках программы госпитального образования, которое, как вы догадались, и будет дислоцироваться в помещении той самой яркой, красивой больницы, привлекшей некогда моё внимание, быть другом и помочь пройти этот пусть с улыбкой, веря в будущее и победить болезнь.

Памяти Илюши Сидоренко, моего любимого птенчика, моего ангела-хранителя, моей путеводной звезды, посвящается.

Спасибо, Юрий и огромная команда Системно-векторной психологии, за то, что позволили мне быть частью вас! Спасибо за колоссальное доверие, оказываемое мне, не смотря ни на что! Спасибо за шанс крутить эту Землю вместе с вами в наше общее будущее – уретральную фазу развития человечества! Спасибо за вкус жизни! За свет, указывающий путь! За маму!