Наладились отношения с моей родной, любимой мамочкой, теперь это главный мой человек в мире

Начну свой отзыв с результатами с истории из своей жизни.

1988 год. Мне было около 3х лет, когда мама с папой собрались куда-то уезжать и оставили меня у ненавистной мной бабушки (у матери отца), а старшего брата оставили у нашей любимой бабушки. Я помню, как мы пришли в дом, старшие о чем-то разговаривали, потом мы все вышли на улицу, бабушка держала меня на руках, отец вышел за калитку, мама потеребила меня за ручку и пошла за ним, закрыв за собой калитку. Я начала кричать, бить бабушку по лицу руками, пинать ногами. Она отпустила меня, но я не смогла дотянуться до крючка, чтобы вырваться из этого «плена», где мне предстояло жить с нелюбимым, страшным, противным мне человеком. Сквозь пелену слёз я видела отдаляющиеся спины родителей… Орала я не своим голосом, «заходилась» в удушающей истерике. Бабка затащила меня в дом, я лежала и била ногами в стену и не переставала визжать как поросенок, которого собираются резать. Не помню, как родители вернулись. Позже мне был поставлен диагноз «хронический пиелонефрит». Не было почти ни одного утра, чтобы я проснулась сухая. Начались бесконечные поездки в областной центр в больницу. Мама не могла раз в квартал лежать со мной там по 3 недели (кто бы стал терпеть такого сотрудника, который работает 2 месяца через 1?), поэтому, со словами «не плачь, я к тебе приеду», мама оставляла меня на поруки нянечек урологического или нефрологического отделения и, обняв, уходила. И я уже не плакала. Что-то сломалось и отмерло во мне тогда, когда меня бросили в 1й раз, но всегда скучала по своей вечно тревожной маме. А какой будет женщина с 2мя детьми на руках и нелюбимым мужем-алкоголиком?..

Я прекрасно помню свои маленькие ножки, которыми я топала в бордовеньких сандальках по длинным коридорам поликлиники в разные кабинеты по разным, всегда неприятным, процедурам. Помню свои маленькие ручки, которыми я держала ложку за завтраком, обедом и ужином, сидя за детским столиком на деревянном стульчике с нарисованной на спинке клубничкой. А вокруг были дети. С мамами и, как я, без мамы, вокруг которых кружили медсёстры в белых халатах. Помню их милые, улыбающиеся лица, их имена… Те, кто жил в Советском Союзе знает, какими были люди. И дети без родителей сидели, всегда глазели на тех, кто сидел на коленях у мам. Их кормили с ложечки, с ними разговаривали, гладили по головке, по спинке, вытирали рот от каши, предательски вывалившейся обратно. Многим детям никто рот не вытирал, мы приучались есть так, чтобы ничего не вытирать. Я не помню, чтобы я завидовала тем детишкам, сидящим на коленках, но чувствовала себя гораздо старше их. Нас никто не держал за ручку, провожая на пост медсестёр, где стоял стол с мензурками, в которых красовались таблетки, никто не провожал вечером на купальные процедуры…

Однажды медсестра (её звали тётя Света) позвала меня к телефону. Красный телефон стоял на стойке их поста. Иногда я видела, как дети стоят и разговаривают с родными, что-то, всхлипывая, рассказывают, и я думала какие они счастливые, ведь моя мама так далеко, что даже позвонить не может. Такая тоска по маме и по дому охватывала всё моё существо, но мама, оставляя меня, всегда говорила «не плачь, я скоро к тебе приеду», и я не плакала. И тут, как гром среди ясного неба. Я лечу и сквозь жуткое трещание и шорохи в трубке слышу мамин голос. Стандартные вопросы «как дела? Не обижает ли тебя кто-то? Чистишь ли ты зубы по утрам? Стираешь ли ты свои колготочки?...» Очень плохая связь и сквозь множество посторонних звуков мне слышится «я приехала». У меня перехватило дыхание. Бросив трубку, я несусь к двери выхода из отделения. Не жду лифт, лечу быстрее ветра по лестнице с 4го этажа на 1й, где расположен холл для свидания с родственниками. Мечусь по всему периметру помещения в поиске моего главного человека. Всматриваюсь в лица женщин, которые сидели со своими детьми, и среди всех этих людей не было ЕЁ. Я увидела тётю Свету в белом халате, прибежавшую вслед за мной, которая пыталась подхватить меня на руки со словами «тебе послышалось», но я вырывалась, в глазах темнело, ноги подкашивались. Медсестра принесла меня в палату, прибежала её коллега тётя Флёра, мне дали каких-то порошков, воды. Я захлёбывалась слезами, задыхалась от отчаянья, обиды на мать, на жизнь, на эту чёртову болезнь, которая продолжалась до 11 лет. Это отделение стало моим вторым домом, медсёстры и врачи становились родными людьми. Там у нас был класс для обучения и приходящие учителя, чтобы мы не отставали от школьной программы, пока находимся в стационаре. В этом классе, помимо парт, вдоль стен стояли стеллажи до самого потолка, на полках которых стояли банки с заспиртованными органами, эмбрионами и целый застекленный стеллаж с приклеенными к задней стенке камнями и камушками, которые были извлечены из органов людей. Мы любовались всем этим, давали им названия, удивлялись, смеялись. Среди детей там никогда не было никаких издевательств. Общий диагноз объединял нас. Мы жили дружно, никто никого никогда не дразнил, мы организовывали концерты, пели песни и ставили сценки. Это была целая жизнь вдали от дома, от родителей, мы становились самостоятельными и поддерживали друг друга как могли. Учили нас хорошо, поэтому, когда я возвращалась в родную школу на периферию, то знала гораздо больше, чем одноклассники. Лечение же результатов не давало. Мне меняли процедуры, препараты, врачи задавали мне миллионы вопросов, но у них не было никаких ответов. Все уже там привыкли ко мне, а я привыкла к тому, что дома я бываю 2 месяца и одну неделю через 3 на которые я уезжала из семьи без истерик, как в командировку.

Потом началось другое. Мама всегда забирала меня из больницы в день выписки. Мы ехали в поезде 16 часов до родного посёлка. С детства я люблю поезда. Всё слабее становилась наша с мамой связь. На её вопросы я отвечала сухо, нехотя рассказывала о том, как провела время без нее в стенах больницы. Мы молчали. Я заваливалась на 2ю полку, читала или рисовала. Лет в 6-7, когда отец нас уже бросил, по приезду домой у меня началось то, о чем Юрий Ильич говорит на занятиях по анальному вектору. По нескольку дней я не ходила в туалет, стояла, смотрела в окно и думала «зачем идти в туалет, если я завтра умру, я ведь так хочу, чтобы завтра я умерла. Какой смысл мне быть тут? Жизнь-боль, страдание, разочарование…» Была перестройка. Я чувствовала, какая напряженная всегда мама. Она плачет. Втихушку, думая, что мы с братом ничего не слышим. Я реально хотела умереть. Жизнь казалась чем-то мучительным и беспросветным.

Потом в нашей семье появился отчим. Мы с братом ненавидели его, ввиду его издевательств над всеми нами. Мама неоднократно выгоняла его, но потом эти ночные стуки в дверь, разборки, бойни, разбитые окна, уничтоженные вещи, разбитые телевизоры и магнитофоны… Брат был медлительным и подчиняющимся, я же встревала во все перепалки, чувствуя, что мать нуждается в защите. Прилетало мне всем, что тогда попадало отчиму под руку. Один раз прилетело в голову металлическим ведром, ну и шишак тогда у меня был… А он крушил всё на своём пути… Всю жизнь я вздрагивала от стука в дверь, неважно, кто это был – доставщик пиццы или друзья в гости пришли. Вообще я не из пугливых, но в эти моменты что-то опускалось и холодело внутри. После тренинга я вдруг поняла, что не вздрагиваю, когда стучат в дверь. Отчим оставил нас спустя несколько лет наших мучений.

Болезнь моя оставалась. Я уже считала себя взрослой и как же было обидно, что ничто и никто мне не мог помочь. Мама водила меня по каким-то «всемогущим» бабкам, поила меня травами… в общем, что такое нетрадиционная медицина я знаю не по наслышке.

И вот мне 11. Я физически развитый (начала ходить на секцию волейбола), эрудированный, полностью самостоятельный ребёнок. Маме предложили на работе путёвку в пионерский лагерь, и мы решили, что я еду. Не буду вдаваться в подробности, что там происходило со мной за 3 недели, наверняка большинство знает, какими злыми бывают дети. Я попала в 1й отряд, не смотря на то, что возрастная категория там была с 12 до 14. Внешне было совсем не заметно, что я самая младшая в корпусе, а вот матрас с постельным бельём, который я несла почти каждое утро в прачечную, заметен был. Боже, я и не знала, что так бывает. В школе я была дружна со сверстниками. У меня много друзей. Там не знали о том, что я периодически просыпаюсь не от того, что пора вставать, а от того, что мне надо встать для принятия мер по устранению мокрых последствий своего недуга. А тут, конечно, я стала объектом насмешек, издевок, как сейчас говорят, подверглась буллингу. 3 недели какого-то психологического ада. Благо, что я на тот момент уже немного играла в волейбол и физруки взяли меня в команду. Половина лагеря глазели, как я и 5 мужиков играли трое на трое в пляжный волейбол. Думаю, что моя сильная подача притупила в них желание задираться, но в друзья, естественно, никто не набивался. За 2 дня до окончания смены, пионервожатая разбудила наш корпус в полночь, вывела на улицу в беспросветную тьму и сообщила, что сегодня нас ждёт так называемая «тропа страха». – Выберите лидера, - сказала она, - Вам нужно будет пройти по лесу до старого корпуса лагеря, на пути вас будут ждать испытания, затем пройдите за этим корпусом до озера и по берегу доберитесь до прачечной. Я буду ждать вас там со знаками, которые вы должны будете найти по пути. На этих знаках будут слова песни. Если вы придете и споёте мне её, то завтра у вас будет дискотека. Нас было человек 15. Как думаете, кого выбрали этим «лидером»? Выбрали меня, наверное, не по принципу «кто самый бесстрашный», а по принципу «кого мы кинем на амбразуру испытаний», но мне было по фиг. Я шла впереди этой толпы, как рыцарь без страха и упрёка. Я почувствовала себя Данко, который вырвал своё сердце для освещения пути для всех. Командовала ими, когда чувствовала опасность: «стойте», «ждите». И они стояли и ждали. На меня обрушивалась вода с деревьев, которые шумели своими верхушками, нагнетая чувство страха, я впечатывалась лицом в паутину, в искусственно созданные плетёные ловушки, била по лицу физруков, которые выскакивали в лохмотьях и резиновых масках чудовищ… Все шли сзади, визжали, кто-то из девочек плакал. А меня обуяло чувство такой ответственности за всех них, что я готова была умереть. Видя, как ребята и девчата радовались, когда нам сказали, что на кону долгожданная дискотека, мне не хотелось стать причиной такого лишения, не смотря на то, что 3 недели они дразнились и задирались. По дороге я находила прикрепленные к деревьям стрелки, на которых были написаны слова. Спустя минут 40 все мы стояли перед пионервожатой и пели: «Синенькая юбочкаааа, ленточка в косеее, кто не знает Любочкууу, Любу знают всеее» :) А на следующий день все как будто забыли о том, что у меня есть что-то, над чем можно насмехаться и дразниться. И была дискотека и костер на берегу. Мы все обнимались, целовались и обещали писать друг другу письма. Три недели ада сменились безграничной радостью единения.

Потом всех забирали родители. За мной приехали мамины коллеги-мужчины на сером УАЗике с пошарпанной надписью «СверловЭнерго», которые по договоренности забрали меня по пути из командировки и довезли меня до вокзала незнакомого мне города. Я не помню, как я села в вагон, я помню, что душный вагон был общим с кучей вахтовиков и цыган. Забравшись на покрытую толстым слоем пыли 3ю полку, которая предназначена для багажа, я лежала и думала, как я ненавижу мать. Обиды моей не было предела, но я уже не умела плакать как бы не хотелось. Когда вернулась домой, со мной больше никогда не было случаев проявления болезни. Ни-ког-да. Я больше никогда не вернулась в больницу. Мама не понимала, что со мной произошло, задавала вопросы, а что я могла ей ответить? Мама уже никогда не была для меня ни авторитетом, ни любимым, ни важным человеком. Я не любила бывать дома. Наша связь была утрачена. Вечные тренировки, соревнования, организация капустников в школе, стенгазеты и прочая общественная жизнь. Лишь бы не домой. Я начала мечтать стать военным.У каждого из нас своя жизнь, в течение которой некоторые из нас заболевают душой.

В октябре 2023 года в 38 лет я вышла на пенсию по выслуге лет в Уголовно-исполнительной системе в одном из пенитенциарных учреждений Екатеринбурга. Капитан внутренней службы в отставке. Но что-то заболело во мне, не смотря на то, что я была уверена в том, что впереди долгая счастливая жизнь, наполненная процессом самореализации и многим ещё чем интересным. Но… Что-то пошло не так, как говорится. В ноябре начала ремонт, но сил не было его продолжить и закончить. Жуткая лень и прокрастинация во всём. А потом и вовсе до конца декабря нахожусь в глубоком запое. Из дома выхожу разве что до алкомаркета. Проблемы с алкоголем в моей жизни были всегда. Это становилось причиной диких поступков, решений и соответствующие последствия приходилось «расхлёбывать» иногда очень долго. Итак, я в таких состояниях. Не беру трубку телефона, когда мне звонят, не открываю дверь, когда в нее стучат. Корчусь ночами на полу в истерике от того, что болит душа…

На Новый год решаю уехать к маме, и после праздника вторая волна апатии, жуткого ощущения отсутствия смысла жизни. Лежу с роящимися вопросами в голове и ни одного ответа! «А что дальше? А вдруг не туда, ведь мне уже не 20? В чём моё предназначение? Где «на гражданке» можно применять накопленный опыт? Как выстраивать отношения с новыми людьми? А есть ли смысл вообще жить дальше? Может это конец?...» Мама подходит ко мне послушать дышу ли я. Не встаю, не разговариваю, не ем…Выхожу только по нужде и снова в свою берлогу. Обострилась крапивница, всё тело покрылось снова этими ненавистными красными зудящими волдырями. Тут уточню: в 2015 году мне был поставлен диагноз «рецидивирующая крапивница». Я стеснялась ехать в больницу, чтобы не пугать людей, лицо вздувалось так, что было похоже на воздушный шарик, но, когда отёк спускался на шею и я начинала задыхаться, приходилось ехать. Пугались таксисты, гардеробщицы, врачи…Мне экстренно ставили внутривенно преднизолон с хлористым и через полчаса я приобретала человеческий облик. И вот, вуаля – снова я в этих волдырях даже на ногах, чего раньше не было. Принимаю гормональные таблетки, которые ношу всегда с собой.

С системно-векторной психологией я знакома давно, слушала бесплатные лекции и всё не получалось пройти полный тренинг, но тут всё сложилось как в пасьянсе. Записываюсь в 96 группу, ведь наконец-то у меня есть возможность сидеть ночами и слушать Юрия Ильича. 10 марта (спустя примерно месяц с начала тренинга) я возвращаюсь в Екатеринбург к себе домой и за 3 дня делаю одна ремонт в квартире, который начала в начале ноября. За месяц занятий я чувствую, что полным ходом идёт процесс вытаскивания меня из болота безысходности, из омута бессмысленности жизни, из трясины желания свалить из этого мира. В голове началось такое, что мне приходилось всё записывать. Списки дел на завтра, на неделю, месяц… Сплю по 5-6 часов. Как говорит Юрий Бурлан «ваша кровать превратится в батут» – так и случилось!

Наладились отношения с мамой, с моей родной, любимой мамочкой. Не буду подбирать слов, чтобы описать, насколько это поразительно для меня, скажу только, что теперь это главный мой человек в мире. Не могу без слёз даже представить, что она пережила. Теперь она подходит и обнимает меня(!), хотя её дежурной фразой на мои желания её обнять было «что за нежности телячьи?»

Спина болит гораааздо меньше, что конкретно изменило качество жизни. С алкоголем никаких проблем вообще. Боли при женском цикле – отдельная тема. Горы обезболивающих за эти дни, в которые ты вообще выпадаешь из жизни. Сейчас это переживается на порядок легче. Никаких препаратов не принимаю вообще.

Недавно мне позвонила куратор из команды СВП и спросила: «Как ваша крапивница?», а я сижу и думаю: «о какой крапивнице речь вообще?» Посмеялись вместе :D Ни о каких таблетках сейчас не вспоминаю. Каждый день я ощущаю себя счастливым, благодарным человеком. Никаких намёков на плохое настроение, тем более устойчивое. Стрессоустойчивость моя всегда была на высоком уровне (ввиду службы, наверное), но теперь мне кажется, что я её излучаю. Люди так и говорят «рядом с тобой спокойно». Общение с людьми доставляет столько удовольствия! Ко мне постоянно подходят люди на улице, чтобы что-то спросить, а заканчивается это какой-то беседой на другие темы. И эти улыбки потом… Недавно в кафе официант-девушка сделала мне комплимент и отошла, и компания, с которой я сидела, с круглыми глазами спрашивают «Что это было? С чего вдруг?» А я знаю, что это было и это восхищает и умиляет… Результаты я еще продолжаю получать))

Системно-векторная психология Юрия Бурлана – это как электричество. Мы можем не знать, как это работает, что происходит в проводах, когда мы щелкаем выключателем, но пользуемся этим и понимаем, насколько замечательно, что это есть. Мы можем не знать, что происходит в нашем бессознательном, когда Юрий Бурлан словом включает там что-то, но получаем удовольствие и счастье от того, какой становится жизнь после тренинга. Я, как и многие другие, жалею только об одном, что не смогла пройти тренинг раньше. Спасибо,ЮрийИльич, спасибо всем людям команды СВП.

Желаю всем получения заветных результатов!

P.S. Как-то в чате я написала, что даю слово офицера, что напишу отзыв с результатами и Юрий Ильич поймал меня на этом слове. Офицер сказал – сделал

Я люблю тебя, жизнь!