«Черный лебедь» (BlackSwan)

Мы часто бываем свидетелями того, как родители, иногда и сами не желая того, создают определенные жизненные сценарии для своих детей.

Недавно на форуме системно-векторной психологии Юрия Бурлана обсуждался фильм Бергмана «Осенняя соната» о сложных взаимоотношениях между кожно-зрительной матерью, выбравшей карьеру, и ее анально-зрительной дочерью с жизненным сценарием «обида на мать». В фильме «Черный лебедь» (BlackSwan) показан другой вариант отношений «мать и дочь»: кожно-зрительная нереализованная мать, несостоявшаяся балерина, посвятившая свою жизнь такой же кожно-зрительной дочери.

Нина, начинающая балерина, успешно занимается в балетной школе. Она все свое время посвящает тренировкам и достигает превосходной техники исполнения, благодаря чему Тома Леруа, французский постановщик, выбирает ее на главную роль в новом спектакле «Лебединое Озеро». Вскоре он представляет Нину на приеме в качестве новой примы театра. Казалось бы, прекрасная карьера юной балерине обеспечена.

Вместе с тем в фильме показана не успешная реализованная балерина, а девушка с неразвитыми векторами.  Зрительный вектор у нее находится в состоянии страх, а кожный - с явными мазохистскими тенденциями, нерациональным самоконтролем и ограничением.

Детство Нины не показано в фильме, однако очевиден факт, что нереализованная мать, за все постоянно укоряющая дочь («Вместо карьеры, я выбрала тебя»), пытается прожить жизнь дочери, делая из нее балерину, которой сама так мечтала стать. Вместе с тем мать калечит Нину как личность. Нереализованная кожно-зрительная женщина именно так и будет себя вести: либо кричит направо и налево, что пожертвовала семьей ради карьеры, либо же, как в случае с матерью Нины, будет упрекать семью, что не выбрала карьеру.

Фильм удивительно системен, хотя на первый взгляд кому-то может казаться, что это очередная страшилка. Натали Портман великолепно передает зрителю свое состояние страха и зрительных галлюцинаций. Входя в ее вымышленный, полный ужаса мир, мы системно понимаем - то, что она переживает, это не мистификация, а ее собственные фантазии, ее искажение реальности.

Будучи уже взрослой девушкой, Нина все еще живет со своей матерью, ее комната оформлена в розовых тонах и заставлена мягкими игрушками. Мама укладывает ее вечером спать и заводит ей перед сном куклу-балерину. Нина вся направлена на балет, кроме того, окружена сверхзаботой. В итоге зрительный вектор Нины так и не развился, оставшись в природном страхе.

В состоянии сильнейшего стресса у Нины не оказывается свойств, чтобы его выдержать. По этой причине девушка начинает испытывать зрительные галлюцинации: ей кажется, что у нее склеились пальцы на ногах, потом кажется, что отслаивается кожа на пальце и т.д. «Страшные картинки» преследуют Нину, когда она остается одна: кровь, темнота, оживающее отражение в зеркале, чудище и т.п.

Очень системно показаны типичные зрительные страхи, например, природный зрительный страх темноты - в сцене, где Нина репетирует последний раз перед премьерой: она одна в темном зале и пугается своего отражения в зеркале.

Тотальный контроль матери над дочерью приводит к тому, что девушка абсолютно не развивается в своих векторах. Она ни с кем не общается, живет, по сути, в замкнутом мире: у нее нет друзей, нет бойфренда, она никуда не ходит. Вся жизнь Нины ограничена домом и репетициями в театре. Естественно, что девушка, изолированная матерью от ландшафта, не научается его адаптировать. Мать проверяет каждый ее шаг, постоянно названивая ей и требуя от Нины того же, заставляет девушку строго соблюдать режим, практически не оставляет ее наедине с собой. Мать осматривает Нинино тело как предмет личной собственности. Нет даже вопроса о том, кем станет Нина – она должна вырасти новой примой.

Нина, как обладатель кожного вектора, научается только «подчиняться» и не знает свойства «подчинять», которое в такой же степени важно для полноценного развития кожного вектора. Все, чему научилась Нина - это беспрекословно повиноваться матери и выполнять ее команды. Не видя перед собой примера рациональной развитой кожи, Нина сама живет в нерациональном самоограничении и самоконтроле. У нее не получается расслабиться, потому что чувства рациональности у нее нет. Неразвитая кожа явно проявляет себя и в мазохистских тенденциях: Нина постоянно ранит себя, делает себе больно, царапает себя до крови.

Нина не может держать стресс и давление извне, связанные с новой постановкой спектакля. Нереализованная кожа не может адаптировать жесткий кожный ландшафт с его конкуренцией и борьбой за выживание. Вокруг очень много соперниц, завистников, Тома недоволен Ниной, критикует ее за холодность. Ударом для Нины становится новость, что Лили, ее главную конкурентку, назначают запасной балериной на ее роль: Тома видит, что Лили может сыграть то, чего не может Нина - развитую соблазняющую кожно-зрительную самку.

Нина по-кожному точна в танце, у нее прекрасная техника, но ей не хватает чувственности, она не может сыграть черного лебедя, потому что зрительный вектор ее абсолютно не развит и не позволяет ей реализоваться на сцене. Тома чувствует это и упрекает Нину во фригидности.

Зрение, находящееся в страхе, полный нерациональный контроль над собой, над своими эмоциями, над чувствами, «скукоженная», «затянутая» кожа, сексуальная фрустрация – все это не дает Нине исполнить по-настоящему чувственный танец черного лебедя – искушающей самки.

Неосознанно пытаясь по-зрительному «заякорить» себя на «талисмане», Нина пробирается в гримерку Бетти, бывшей примы театра, и крадет оттуда ее помаду, пудру и другие предметы (при этом кража – еще один признак нереализованной или стрессующей кожи). «Я хотела быть как ты и думала, что они мне принесут счастье» - признается она Бетти, когда перед премьерой из-за суеверного страха заходит к ней в больницу.

Нина начинает осознавать, что ей надо расслабиться, отпустить свой кожный вектор из-под тотального нерационального самоконтроля. По совету Тома, она пытается мастурбировать, но вид сидящей в кресле матери, заснувшей в ее комнате, останавливает ее. При этом из фильма непонятно, является ли эта сцена Нининой галлюцинацией из-за того, что мать действительно часто проводила ночи у постели дочери, или же она на самом деле уснула рядом с дочерью. В любом случае, эта сцена очень хорошо показывает  внутреннее ощущение Нины тотального контроля матери над ней, невозможность расслабиться и побыть наедине с собой даже в самые интимные моменты.

Когда к Нине заходит Лили и зовет ее с собой в бар, мать пытается не пустить ее, но девушка наверное впервые в жизни не подчиняется ей. Вернулась ли Нина из бара одна, а сцена с Лили была ее галлюцинацией, или же вернулись они вдвоем – не столь важно. Нина пытается освободиться от довлеющего над ней страха, «отпустить» кожный вектор, однако к этому времени она уже взрослый, сложившийся человек, и пытаться исправить то, что было покалечено до и в период пубертата, слишком поздно.

В финальной сцене на премьере Нина ранит себя в живот себя куском разбившегося зеркала, считая, что она убила Лили (что опять-таки было всего лишь ее зрительной «страшилкой»-галлюцинацией).

Она прекрасно выступает, наконец-то прочувствовав свою героиню до конца, сумев соединить технику и чувственность, но выйти из кожного мазохизма и доведенного до апогея страха в зрительном векторе, разумеется, так и не сможет.

Если вам интересно рассматривать системным взглядом психологические особенности героев известных фильмов, литературных произведений, а также свои собственные психологические свойства, можно зарегистрироваться на бесплатные онлайн-лекции по Системно-векторной психологии Юрия Бурлана по ссылке: https://www.yburlan.ru/training