Хоспис

Как рассказать об этих сценах… ведь их так много. Немых. Полных боли. Нуждающихся в сострадании. Когда этого нет, зрительник страдает, мучается от страхов, эмоциональных раскачек, любовных зависимостей, не может состояться в парных отношениях и в обществе...

23 5902 21 Февраля 2018 в 15:12

Автор публикации: Мария Грибова, специалист в области международного права
и международных отношений

С его длинных красивых ресниц внезапно скатилась большая слеза. Рыдания накатили волнами. Он размашисто развел руки, будто желая отпереть грудную клетку и вырвать душевную боль, которая давила его годами.

Ему было 45. Он умирал от рака легких. Секунду назад я спросила, есть ли у него дети.

Особенное место

Жизнь хосписа полна большого человеческого горя и маленьких человеческих радостей перед лицом неизбежного. Сюда приезжают умирать. Гораздо реже — восстанавливаться перед новым изнуряющим курсом лучевой или химиотерапии.

Лица людей в палатах быстро сменяют друг друга. Часто бывает, что приходишь, а кого-то, с кем в прошлый раз разговаривал или кому помогал, уже нет. Остается только клетчатое покрывало на свежезастеленной кровати. Вчера здесь мыслил и жил человек…

Сердца врачей в этой больнице особенные. В них вмещается все человеческое страдание, отчаяние, боль. И вместе с тем живет искра оправдания. Той силы, которая совсем молодыми и совсем старыми, глубоко счастливыми и глубоко несчастными, в ясном принятии и мятежном протесте, но всегда неумолимо забирает человеческие жизни.

По коридорам, суетливые и потерянные, раздавленные и старающиеся держаться, с сумками гостинцев тенью проходят родственники.

Как рассказать об этих сценах… ведь их так много. Немых. Полных боли. Нуждающихся в сострадании.

Чувства

Попадая сюда, многие впадают в оцепенение. Они все понимают, могут говорить и двигаться, но не делают этого. Как будто замирают, приготовившись к смерти. Ясный взгляд глаза в глаза, добрая улыбка, прикосновение теплой руки рождают глубокий эмоциональный отклик. Человеку нужен человек — именно здесь осмысливаешь это во всей полноте.

Помню одну женщину, которая после лежачего мытья головы — в хосписе это целая процедура с ванночками, кувшинами и полотенцами, — после кропотливого и внимательного взаимодействия нескольких волонтеров над ней, многократных добрых, теплых, поддерживающих взглядов наконец решилась спросить: «Мне не будет больно?» — и заплакала. В тот момент ей было очень важно поговорить и поплакать об этом.

Помню другую женщину, не очень культурную, но честную и искреннюю. От простого взгляда в глаза, простого интереса к ней она плакала. Тяжело переносить свой уход в одиночестве… В последнюю встречу мы обе знали, что больше не увидимся — катетер был наполнен кровью. Она посмотрела мне в глаза и сказала: «Я запомню вас», я не отвела взгляда и ответила: «И я запомню».

Помню своего дедушку — он стал моим за полтора месяца в хосписе, — который после часа хлопотаний над ним вдруг начал разговаривать. Мы ели запрещенные конфеты с ликером, нюхали свежесорванные цветы, пели. В последний день он приходил в себя урывками — рак мозга стремительно разъедал реальность. Я подняла его на кровати и открыла шторы. За окнами стоял потрясающий закат. Он смотрел вдаль, улыбался и благодарно гладил мою руку. В ту ночь его не стало.

Помню… со светлой грустью и бесконечной благодарностью каждого, кто прошел за это время через мое сердце.

Искренность

Особенная искренность рождается там, где следующего дня может не наступить. Слетают ложные запреты на проявление чувств. «Мне просто захотелось вас обнять» — и вот моя бабушка, обиженная на бросившую ее дочь, с облегчением плачет и обнимает меня в ответ.

Мы беседуем уже в третий раз. Глубоко, по-настоящему. И только сегодня она наконец рассказывает историю их отношений и тот самый случай, когда обиженная дочка била ее кулаками в грудь, будто боксерскую грушу, а та, оцепенев, не могла даже отступить.

У бабушки рак легких. Она сидит на кровати круглыми сутками, потому что лежать тяжело — задыхаешься. После нашего разговора она меняется — лицо расслабляется, дыхание делается ровным. Еще минута — и мы мечтаем о праздничной елке на ее подоконнике.

…

— Как вас зовут? — спрашивает он с фривольным намеком. — Мария, — отвечаю я. В палате пахнет сигаретами. Мы виделись уже много раз. Обычно он грубовато здоровался и отворачивался к стенке. Сегодня я пришла по какому-то наитию, увидев, что ему становится хуже.

— Ко мне приезжают только бывшие жены. — Сколько их? — Две. — Немного. — Немного? А сколько тогда много? Ну, если вы так говорите… Неожиданно за напускной расхлябанностью и грубостью открывается полный нравственного поиска взгляд.

— У вас есть дети? — Это сложный вопрос. В воздухе подвисает тягостное молчание. — Почему сложный? Дети либо есть, либо их нет. С его длинных красивых ресниц внезапно скатывается большая слеза. Рыдания накатывают волнами. Он размашисто разводит руки, будто желая отпереть грудную клетку и вырвать душевную боль, которая давит его годами.

Ему 45. Он умирает от рака легких. Его младший сын разбился в 16 лет. Он не может говорить, не может простить себе этого, плачет. — Я должен все вам рассказать с самого начала…

Сострадание

Когда на тренинге по Системно-векторной психологии слышишь рекомендацию пойти волонтером к кому-то, кому хуже, чем тебе, сначала воспринимаешь это с огромным скептицизмом. По крайней мере, так это было у меня. Сострадание? Зачем оно нужно? Мне и так неплохо живется. Как говорит Юрий Бурлан, эта рекомендация настолько простая, что многие предпочитают ею пренебречь.

Как объясняется на тренинге, человек со зрительным вектором изначально рождается со страхом за свою жизнь — не приспособленный ни жить, ни убивать, даже букашку, не приспособленный существовать в этом диком и кровожадном мире. Задача каждого зрительного человека научиться переносить свой страх с себя наружу — научиться сопереживать, любить.

Именно обращение своей от рождения огромной эмоциональной амплитуды на других дает зрительному человеку ощутить чувство радости и счастья от жизни. Когда этого нет, зрительник страдает, мучается от страхов, эмоциональных раскачек, любовных зависимостей, не может состояться в парных отношениях и в обществе.

Что значит обратить чувства наружу? Это не истерично затребовать «любите меня, любите» и не насесть с эмоциональным прессингом, требуя внимания к своим чувствам. Любить — это не ждать, что меня полюбят в ответ и тогда мне будет хорошо. Любить — это получать удовольствие от самой способности эмоционально сопереживать, самого факта отдачи своих чувств тем, кто в них нуждается.

Именно эта способность служит основой для создания счастливых парных отношений — построенных не на болезненной зависимости (мне страшно без него, мне не страшно, когда он рядом), а на счастливом чувственном единении.

Эта же способность служит основой для создания эмоциональных связей с другими людьми в обществе — а именно эмоциональные связи приносят нам сегодня наслаждение в общении, а значит, радость от жизни.

Выворачивание чувств наружу — особенно при наличии различных травмирующих факторов, среди которых запрет на проявление чувств (слез) в детстве, высмеивание ранних чувств, пугающие ситуации в детстве — это процесс, требующий усилий, у каждого своих.

Большой подарок и огромная возможность для каждого зрительного человека, испытывающего сложности в проявлении чувств, это пойти к кому-то, кому хуже, чем тебе, поставить себя в ситуацию, когда не сострадать невозможно, и наработать в себе навык сочувствия, сопереживания, любви.

Сначала ты делаешь это из простого расчета — потому что так надо, чтобы перестать бояться. Но постепенно, день за днем, всматриваясь и сближаясь с людьми, ты начинаешь ощущать их, начинаешь всем сердцем сопереживать им и уже бежишь к любимой бабушке, чтобы поставить ей елочку на подоконник.

Только когда сделаешь это по-настоящему, понимаешь, как это — отдавать свои чувства, любить.