Музыка авангарда, или Новый звуковой роман с драмой абсурда

Определить однозначно, что такое музыка, и удовлетворить этим определением всех, у кого есть какое-либо мнение о ней, так же непросто, как в паре предложений объяснить природу бытия. Все же давайте попробуем...

У каждого явления такого масштаба и ценности, как музыка, должен быть единый закон или принцип, по которому оно существует, по которому мы можем это явление узнать, определить и отличить от всего остального. Знание природы такого божьего дара, как музыка, поможет нам научиться не смешивать божий дар с яичницей. Ведь даже яичницу в ситуации голода мы можем ощутить как божий дар, тем самым создать ложное представление о божественности как таковой.

Мелодия, гармония, ритм

Музыка — это то, что составляется тремя несущими истинами: мелодией, гармонией, ритмом.

Если есть все истины в наличии — есть музыка. А если чего-то не хватает из списка — просим прощения, это или полуфабрикат, или экспериментальный продукт.

Эти три товарища: гармония, мелодия и ритм — устроены чудесно и являются взаимодополняемыми. Каждая мелодия заключает в себе зародыш гармонии и ритма, каждая гармоническая последовательность имеет в потенциале ритм и мелодию, ритм же, в свою очередь, может подразумевать присутствие остальных двух истин, даже в бесконечности возможностей. Вы, возможно, заметите, что здесь просматривается самое настоящее единство составных частей.

Ритм — это самое древнее и самое глубокое. Мы знакомимся с ритмом еще в утробе матери. Звук ее сердцебиения — это первое ощущение нашего психического. Мы чувствуем себя в безопасности или испытываем страх в зависимости от его ритма. Через пульс матери мы получаем первые впечатления о нашем психическом.

В музыке ритмическое измерение также влияет на наше бессознательное. Если музыка ритмична, это передает нам ощущение стабильности. Если исполнитель играет неритмично, даже тот слушатель, который незнаком с музыкальным произведением, почувствует, что исполнение далеко от совершенства. Если же музыкальное произведение написано ритмически непредсказуемо, беспорядочно, с бесконечно изменчивым ритмическим рисунком, слушатель, скорее всего, воспримет эту музыку как нечто хаотичное, неясное, трудно запоминаемое.

Мелодия в музыке, безусловно, самый популярный элемент. Это то, что некоторые из нас насвистывают или напевают в ванной по утрам. Для большинства это и есть решающий фактор популярности музыкальной пьесы: поется по утрам в ванной — хорошая музыка, ну, и наоборот...

И почему у нас такая теплая привязанность к мелодиям? Не к барабанной дроби, например, и не к гармоническому хоралу? Дело в том, что мелодия поется одним голосом, даже если ее в данный момент, может быть, играют на рояле или в оркестре на трубе. Мелодия предполагает человеческое присутствие, наличие «я». Это как главный герой в фильме. Мелодия — это обо мне любимом. Поэтому мы любим красивые мелодии, ну, как мы сами... это же понятно...

Ну и о гармонии. Хотя это более туманно. Если ритм — это наше древнее групповое психическое (ведь в утробе матери мы еще не осознали себя как самостоятельную живую единицу), мелодия, напротив, — наше ощущаемое «я», человеческая самость, эго, то что такое гармония?

Интересно, что самая примитивная форма гармонии — трезвучие, или триад, — это всего лишь две терции, большая и малая, сидящие одна на другой. Нам или мажорно, или минорно, в зависимости от того, какая терция внизу аккорда.

Теперь необходимо наконец-то вспомнить о тональности! Тональность — это определенное поле действия, где происходят музыкальные события. В ней могут обитать гармонические последовательности. Дело в том, что каждый аккорд на разных ступенях тональности имеет свою окраску, свое взаимоотношение с другими аккордами. Это как семья, на каждой ступени по родственнику. Счастливые и благополучные — мажорные, и несколько грустные — минорные. А бывает, и один совсем ограниченный — уменьшенный — ни о чем другом и думать не может, только как бы разрешиться в устойчивого тонального родственника. Вся драма между «родней» происходит в натяжении между доминантностью и плагальностью. Доминанта тянет в напряжение на повышение и на увеличение диезов, плагальность тянет в обратную сторону, понижая интенсивность по мере ухода в направлении бемолей. Все гармонии, или аккорды, нуждаются в остальных, чтобы проявить свою природу. Возвращение к тонике в конце фразы или произведения ощущается как возвращение домой. Мы чувствуем облегчение и... расслабляемся...

Ну чем не жизнь в семье или в какой-то иной ячейке общества? Выходит, гармония в музыке — это о наших взаимоотношениях. Или снаружи, в обществе, или внутри, в нашем внутреннем мире. И там и там существуют связи, взаимоотношения, напряжения и расслабления, даже модуляции в другие тональности, если в этой мало места для внутреннего раскрытия всех необходимых взаимосвязей.

Итак, мы подходим ближе к раскрытию предмета этого эссе.

Викторианство вознесло моральные ценности брака на недосягаемую высоту: ножки домашней мебели целомудренно прикрывают юбочками из воланчиков, дабы не ввести во грех наблюдателей. Одновременно проституция вырастает до небывалых масштабов, каких не наблюдалось ни до, ни после викторианства...

Впервые семья как святая и нерушимая ячейка общества терпит поражение. Начинаются мутации брачных и внебрачных взаимоотношений. Впереди мутации социальные, политические и милитаристические.

На грани XIX и XX веков классическая музыка, завершая свой период позднего романтизма, исчерпала свое гармоническое развитие за невозможностью дальнейшего усложнения. Тональности, как и семье, казалось бы, пришел конец.

В 1908 году Арнольд Шёнберг, немецкий композитор, переживает личную трагедию: жена изменяет ему с его близким другом, который позже покончит жизнь самоубийством, узнав о ее решении вернуться к мужу и ребенку. Эти тяжелые события заставляют композитора прийти к новой музыкальной идее: атональности. Прощай, семья — тональность, где есть возвращение домой — тоника — и целая система взаимоотношений между принимающими участие ступенями тональности и гармониями.

Теперь у нас будет равенство ступеней и не будет вождя — тоники. Все ступени будут сами по себе без какого-либо приоритета. Никакая ступень не будет чем-то возвышаться над другими. Мы будем обитать в музыкальной абстракции, где отсутствует какое бы то ни было ранжирование между 12 равноправным тонами...

У Шёнберга были ученики и последователи. Это течение додекафонии продолжилось приблизительно до 1945 года. Это было первым выходом музыки за рамки тональности.

После Второй мировой войны началось течение «авангард» в музыке, причем этим словом часто назывались даже взаимоисключающие явления.

В Советском Союзе волна авангарда прокатилась с 60-х по 80-е годы. Шнитке, Губайдулина и другие изучали работы западных авангардистов и обогащали свой музыкальный язык, углубляя свои идеи и концепции. Советский авангард не встретил особого поощрения правительственных кругов, но имел много горячих поклонников среди музыкантов и интеллектуалов того времени. Один замечательный московский музыкант как-то сказал об одной из программ концерта авангардной музыки: «За такую программку и сесть не жалко».

Это осталось в прошлом веке... В наши дни музыка авангарда продолжает себя главным образом с формальным ракурсом: новшество во главе угла. Хотя, по сути, новшества как такового уже не наблюдается. «Музыка» без ритма, мелодии и гармонии несется со скоростью звука в направлении искусственной драмы абсурда без каких-либо дополнительно заданных качеств. Есть определенная группа людей, которые на нее очень подсаживаются. Кто же они, эти жаждущие наполнения звуком, голодные по звуковым сенсациям люди?

Звуковой вектор, по системно-векторной психологии Юрия Бурлана, является последней и самой колоссальной по объему мерой в раскрытии человеческого психического. 6 тыс. лет назад появился первый человек со звуковым вектором и реализовал себя как отдельное, независимое от стаи «я».

До появления звуковиков отделение от стаи равнялось смерти. Ландшафт предъявлял жесткие требования ранним людям в те трудные времена, и выражение своей индивидуальности не являлось главной задачей нашего предка шеститысячелетней давности, пока не осознал себя звуковик и не ощутил в тишине саванны свое «я».

Звуковики — это люди, для которых органы слуха являются эрогенной зоной. Выполняя свою видовую роль в стае, они... слушают тишину ночи, охраняя стаю от нападения врагов. В наши дни звуковики склоняются над компьютером в желанной тишине ночи, когда все вокруг уже спят. В предыдущие годы они успешно наполняли огромный объем звукового вектора музыкой, поэзией, физикой, математикой. В наше время музыка и поэзия уже не дают адекватного наполнения: увеличился объем звукового вектора и измученный ненаполненными пустотами звуковик хочет просто тишины. Но и тишина не вечна...

Настоящая видовая роль звуковика лежит в глубоком сосредоточении и осознании — познании себя, познании божественного присутствия, смысла жизни, своей бессмертной души, психического...

Все сублиманты и модальности наполнения звуковых пустот в наши дни неэффективны: объемы звуковой меры колоссальны и ненаполненные желания растут. Ясно как день, что в данный момент мы, представители звуковой меры, с нашей метафизической задачей не справляемся. Звуковой вектор универсально находится в плохом состоянии. Многие звуковики болеют, увеличилось число потребляющих наркотики, участились случаи суицида, дети рождаются с аутизмом, и некоторые звуковики, впадающие в состояние вторичного аутизма, заканчивают свою жизнь на этой планете с автоматами или взрывчатками в руках, забирая насильно жизни ни в чем не повинных людей.

Нереализованный звук часто приводит к депрессиям, и некоторые из нас стараются заглушить свои плохие состояния, спрятавшись в звуковых капсулах музыки авангарда наших дней...

Там мы можем уйти в то, что, по сути, музыкой и назвать нельзя... Это однозначно электронные звуковые, часто усиленные визуальными, эффекты... но зато мы можем сконцентрироваться на себе... прозондировать свою психику на раны и болевые точки и успокоить нервы, взвинченные до предела нашими неудовлетворенными запросами тишины и одиночества...

Звуковики появились последними в череде раскрытий нашего психического. Наш звуковой вектор еще ожидает своей полной реализации. Музыка как способ его наполнения постепенно уходит, но не стоит нервно выключать записи с классической музыкой или прекращать занятия игры на музыкальных инструментах. Если вас все еще тянет слушать... настоящую музыку, с гармонией, мелодией и ритмом, слушайте, пока она дает вам наполнение. Даже (хорошая) поп-музыка может принести временное облегчение звуковику, заглушив звуковую тревогу зрительными рядами «про любовь». Играть же музыку, а не потреблять ее пассивно, помогло бы звуковику выносить себя наружу, сконцентрировавшись одновременно на звуке снаружи и на своих ощущениях внутри.

Слушателям же авангарда не нужно корить себя за «музыкальную зависимость». Нынешний авангард, на который могут подсесть звуковики, никакого отношения к музыке не имеет. «Драма абсурда», одна из разновидностей послевоенного авангарда, могла бы украсить своим именем звуковую стряпню, которую вы найдете в немалых количествах на ютьюбе задаром и в интернете за деньги.

Я попыталась пролистать некоторые из них... слушать эти токсические звуковые утехи с погружением было бы просто саморазрушительным актом...

Если настоящая, полнокровная музыка — это выражение тяги к жизни, или либидо, пьесы авангарда, которые я пыталась слушать, в моем ощущении, выражают качества мортидо, или тяги к смерти.

Почему же мы слышим о стольких сожалеющих, что стали слушать авангард, но чувствуют, что не могут выбросить наушники? Они сами напуганы своим пристрастием и находятся в стрессе от реализации того, что у них такая вот звуковая зависимость...

Пугаться не нужно, как говорится, «что нас не убьет, то сделает сильнее». Если вы выносите эту музыку, у вас, должно быть, хороший запас прочности. Важнее понять, какие внутренние нехватки привели вас в этот электронный аттракцион.

Кстати, та же самая «музыка» вам о них и расскажет. Она кричит, трещит, шуршит, поскрипывает и даже мигает, как перегорающий уличный фонарь, почему-то напоминающий о камере пыток, о нехватке гармонии и связи с реальностью. Этот авангард будет продолжать отстаивать наши звуковые права на наше же высокомерие, на наше мнение, что мы самые умные и что наше чувство абсолютного превосходства над другими полностью оправдано личностной необыкновенностью и, в особо тяжких случаях, даже мнимой гениальностью, воспевая нашу отдельность от остальных, ненависть к непонимающему нас миру, право на нелюбовь, которое так часто и заканчивается для звуковика добро- или недобровольным одиночеством...

Хотите знать, какие у вас альтернативы и каков потенциал развития и успешного наполнения звукового вектора? Приходите на тренинг Юрия Бурлана и начинайте изучать системно-векторную психологию.

Корректор: Наталья Коновалова