Новый год

Новый год — праздник особенный, мы вполне серьезно верим в то, что его как встретишь, так весь год и «промаешься». Он всегда считался праздником домашним, и, собираясь отмечать его с друзьями, мы обязательно старались сначала хоть часок посидеть с родней за семейным столом с традиционным салатом оливье, «Советским» шампанским и селедкой под шубой. В прежние времена на бой курантов улицы пустели, рейсы отменяли и даже люди в белых халатах на дежурстве позволяли себе отложить в сторону стетоскоп и взять в руки бокал шампанского.

И это коллективное действо было не случайным. Как бы ни иронизировали сегодняшние умники, но даже от «Москвы до самых до окраин», а точнее, в обратную сторону, вся страна ждала отмашки — поздравления генсека и телевизионной картинки с кремлевскими звездами, боя кремлевских курантов, сообщающих о том, что весь советский народ перешагнул в новый, 19.... год.

Такой дружной и абсолютно стандартной, стимулированной коллективным психическим встречи этого самого любимого праздника больше нигде не было и, если хотите знать, нет. Понятно, что Новый год шагает по планете и у глав всех государств заготовлен стандартный текст обращения к своему народу, только кто их слушает? На Западе вообще нет традиции отмечать Новый год так, как это было принято на всем постсоветском пространстве. Для них куда важнее Рождество, на другой же день после которого в окна за ненадобностью летят елки, а уборочная машина только и делает, что успевает убирать их с тротуаров.

Новый год, или Сильвестр по-западному, всего лишь возможность оторваться на дискотеке с выпивкой, потусоваться в многотысячной толпе возле Брандербургских ворот или под Эйфелевой башней, подогреваясь алкоголем или прихлебывая из предварительно прихваченной с собой бутылочки шампанского и закусывая мандаринами. Куранты и Биг-Бены в Париже не предусмотрены, так что пропустить наступление Нового года не мудрено. Правда, выйти из положения можно, если скинуть на мобильный «Бой курантов» и не забыть включить будильник.

И все-таки, почему? Почему нет привычного с детства застолья и запаха настоящей елки, хотя все это нетрудно организовать? Ответ прост: отсутствует самое главное — настоящая праздничная атмосфера, дающая чувство единства и сопричастности, которое создавал этот уже невнятный голос престарелого уретрального вождя, над которым насмехались все, кому не лень, и на чьем счету анекдотов, пожалуй, ничуть не меньше, чем у Василия Ивановича.

Как, вы не знаете, кто такие Катаняны? Значит, вы не смотрели фильм «Ирония судьбы, или С легким паром!», а заодно «Забытую мелодию для флейты» и еще более позднюю рязановскую картину «Привет, дуралеи!». Вся страна с интересом вслушивалась в неизвестную фамилию, домысливая и додумывая, о ком же это идет речь.

Рязанов — большой шутник. Он увековечил не только себя в крошечных ролях своих комедий, но и фамилию своего лучшего друга и сокурсника по ВГИКу Василия Катаняна — кинодокументалиста и пасынка Лили Брик, музы Владимира Маяковского.

«Ирония судьбы», впервые показанная 1 января 1975 года, сразу завоевала сердца зрителей. Ее ждали каждый Новый год, потому что фильм показывали только на этот праздник и увидеть его в другое время было просто невозможно. В очередной раз переживая все коллизии отношений такой очень питерской Нади, знающего себе цену Ипполита и вломившегося в закрытую Надину душу Жени, можно было находить все новые и новые оттенки актерской игры и красоты голоса Аллы Борисовны.

Картина была снята в жанре лирической и грустной комедии положений и стала камертоном, по которому определяли не только приближение Нового года, но и какой-то особый советский эстетизм. Простота и гармония фильма, показываемого перед праздником из года в год до середины девяностых, никого не утомляли и даже наоборот — вдохновляли. Как и подобает любимому фильму, он был растащен на цитаты, но никто из кинематографистов никогда в своих работах не сумел приблизиться к особому изяществу поведения и утонченности Барбары Брыльской и новой изысканной манере исполнения романсов тогда еще никому не известной Аллы Пугачевой. Кроме того, широкой публике были заново открыты имена поэтесс Марины Цветаевой и Беллы Ахмадулиной.

В начале 80-х инициативу в праздновании «Нового года, что вот-вот настанет» у вечно любимой «Иронии судьбы» переняли «Чародеи». Пришло другое поколение, и 36‑летние кожно-зрительные Нади Шевелевы, которые обязательно были в любой школе Советского Союза, стали старше на шесть лет. На смену «Иронии» с ее лирическими перипетиями судеб главных героев, несколько элитарными, на полутонах, камерными текстами песен, музыке Таривердиева и сдержанной манере актерской игры пришел настоящий праздник для зрения и для звука. Молодые красивые актеры, великолепная музыка и необычный сценарий, в котором, хотя и с трудом, но все же угадываются мотивы произведений братьев Стругацких.

И как бы наивно сегодня ни смотрелись и «Чародеи», и «Ирония судьбы», оба фильма давно вошли в Золотой фонд кинематографии, так же, как и созданные примерно в одно с ними время «Обыкновенное чудо» с безумным звуковиком Волшебником, «Иван Васильевич меняет профессию», «Звезда пленительного счастья» Владимира Мотыля и «Служебный роман» Эльдара Рязанова.

Утверждают, что старые фильмы — добрые. Ну, о «Служебном романе», например, или о «Чуде» этого не скажешь. В них просто не пропагандировалось то, о чем, не умолкая, в поисках свободных ушей трещит оральник: секс и убийство.

Как бы ни утверждали ненавистники социалистического реализма, но в 70-е и начало 80-х были созданы лучшие советские фильмы и телесериалы. Естественным образом киносценарии сдерживались рамками цензуры и номенклатуры, так же, как и утверждение актеров на главные и эпизодические роли регулировалось министерскими и партийными функционерами. Но во всем этом была абсолютная необходимость, как говорится, «своя сермяжная правда жизни», скрытая от общественных глаз, и правильно выбранная позиция самого государства.

Постперестроечные тенденции, внесшие свои коррективы под названием «гласность», «плюрализм» и «демократия», сфабриковали чудовищно деформированный эрзац понятий «свобода слова» и «свобода печати». Выплеснувшуюся на улицу вседозволенность и неуправляемый беспредел, ничего общего не имеющий с уретральной вольницей, по сей день нет возможности вернуть в прежние вольеры.

Искусство и литература, рвавшиеся из душных скреп соцреализма конца 70-х и получившие в 80-х желанную свободу, оказались неспособны разродиться не чем иным, кроме как жалкой «Русской красавицей», наделавшей много шума из ничего на Западе и с перепугу переведенной аж на 20 языков, фейерверком музыкальной блатной романтики, заполонившей все концертные площадки от Москвы до Владика, и художественными произведениями сомнительной ценности. Последние двадцать лет получившие доступ к подиумам и сценам, бесталанные, с недоразвитыми свойствами своих природных векторов кожно-зрительные девочки со страниц глянцевых журналов и экранов телевизоров учат россиянок уму-разуму и стилю жизни по собственному образцу.

Владеющий знаниями системно-векторной психологии улыбнется: «Разве можно кричать на всю страну о своих сексуальных нехватках?» Оказывается, не только можно, а и нужно. Сегодня никого не удивишь «удушливой волной, слегка соприкоснувшись рукавами». Недоразвитая, но полная сексуальных устремлений самка вышла из пещеры и... повисла на шесте, публично совершая на нем откровенные кульбиты.

В условиях сбоев в природном государственном ранжировании архетипичные кожники из шоу-бизнеса, готовые на все ради денег, выводят такую специальную «войсковую» самку на любой плацдарм, неуместно и ошибочно принимая все 150 миллионов населения России за мышечное войско.

Отсутствие неусыпного контроля обонятельника над оральным шутом, по чьему велению он размыкал уста, дабы регламентированно вербализовать миру точными словами мысли старшего брата-интроверта по квартели энергии, привело к тому, что утратившая цензуру оральная экстравертация бездумно мелет все подряд, беззастенчиво ангажируя уши телезрителей и тех, кто за это «удовольствие» еще и заплатил.

Готовность творческой интеллигенции заработать «любой ценой», «неразборчивость в связях» в отношении зрительских целевых групп, от коррупционных, мафиозных, бандитских и прочих, привели к тому, что известные исполнители с успешным советским прошлым превратились в низкопробных ремесленников, потакающих и активно участвующих в размытии некогда элитарной советской культуры.

В новогодней статье о Снегурочке Ирина Каминская пишет: «Через деятелей культуры шло общение политической власти с массами. Главной задачей новой советской культуры было удержание коллективной неприязни...»

Пример распада Советского Союза, с последующим отказом от вертикальной властной системы управления в пользу западных форм управления государством на базе стандартизированного закона, показал хрупкость нашей культуры и невозможность ее существования без покровительства сильной власти, природной, созвучной нашему менталитету. Сегодняшней российской власти трудно наладить диалог с массами, если эта ополоумевшая культура пляшет на папертях, плещет кислотой в лицо своим же официальным представителям и оральным воздействием на подсознательное бездумно и навязчиво обсмеивает, унижает и обесценивает подвиги, заслуги и исторические завоевания целого народа, служившие ему некогда поводами для гордости.

Бесконтрольные, неуправляемые оральники, несущие никем не ограниченную (у нас же свобода слова!) отсебятину, индуцируя словом, способны образовать пробоину в коллективном психическом всего народа. Как это происходит, объясняет Юрий Бурлан на лекциях по системно-векторной психологии. Человек, слушающий оральника, принимает навязанную ему «говоруном» мысль как свою собственную, у него возникает обманное ощущение, что он и сам всегда так думал. Это и есть индуцирование.

Оральник способен индуцировать большие группы людей, создавая у них общие нейронные связи, объединяя их общей мыслью. Все зависит от того, какие пустоты и нехватки несет сам оратор в своем психическом и насколько они созвучны толпе, к которой обращено его слово.

Если оральник в своих аргументированных выступлениях затрагивает близкие народу темы, то народ начинает мыслить с ним в унисон.

«Развитый оральник способен передавать точные звуки, точные слова, точные смыслы», — говорит на занятиях по оральному вектору Юрий Бурлан. Иначе говоря, он произносит вслух то, что думает обонятельник, его невербальный брат-интроверт по квартели энергии.

Догадайтесь сами. Те, кому выгоден развал Российского государства. Когда перед Западом стоит такая «благородная» цель, болтун с «отсутствием культурных ограничений, не скрепленных рамками хорошего образования...» сыщется всегда.

Теперь понятно, на кого рассчитаны все эти развлекательные программы — «смехопанорамы», «кривые зеркала», «субботние вечера», «новые русские бабки», примитивные либретто, тексты песен новогодних мюзиклов и т. д., в которых присутствует только одна тема: секс и убийство в паре с «выпил-закусил».

В первую очередь от всего этого новогоднего бреда страдают зрительники — люди со зрительным вектором, которые и являются сами природными носителями культуры, чье психическое живет эмоциями.

Если их эмоциональный подъем не движется по шкале на повышение и не приближается к отметке «сострадание», например к той же Наде Шевелевой из «Иронии судьбы» или Ольге Рыжовой и Людмиле Прокофьевне из «Служебного романа» Эльдара Рязанова, то происходит сбрасывание этих эмоций вниз с последующим опустошением за счет «обезьяньего хохота на завалинке» под аккомпанемент примитивных шуток Петросяна, Степаненко и им подобных балагуров.

«Смех и хохот снимают любые степени концентрации, являясь абсолютной противоположностью сосредоточению», — продолжает Юрий Бурлан. Смех обманно считают расслабляющей терапией. На самом деле смех скрывает глубинные пустоты и нехватки публики, а оральник становится лакмусом, выявляющим эти нехватки.

Да, в современном российском обществе много проблем, но все они являются отражением нашего бессознательного. Распавшись на отдельные государства и сделав попытку географически жить отдельно, советские люди единым коллективным психическим ощутили пустоты, которым пока еще не могут найти объяснения, выражая их коллективной неприязнью друг к другу.

Возникшие десятки тысяч лет назад зачатки первобытной культуры были призваны объединять общество и сдерживать его животные позывы. Современная российская культура, к сожалению, на наших глазах трансформируется в свою противоположность, в антикультуру, ориентируясь на выявление самых низменных, животных инстинктов. И с этим пора что-то делать.