Памяти Юрия Гагарина — он летел, обгоняя вечность

Вы мне не поверите и просто не поймете:

В космосе страшней, чем даже в дантовском аду, —

По пространству-времени мы прем на звездолете,

Как с горы на собственном заду.

В. Высоцкий.

Про Гагарина говорили, что он родился в рубашке. Смерть не раз подходила к нему вплотную. Юрий Алексеевич признавался, что только счастливая судьба не дала ему закончить жизнь под забором в самом начале рисковой послевоенной юности. В ремесленное училище с бесплатной формой и питанием Гагарин поступил, чтобы выжить, затем был литейный цех, индустриальный техникум и… аэроклуб. Отчего-то именно в аду литейки будущий первый космонавт Земли понял, как неистово он хочет летать.

Это сумасшедшее желание, фантастическое жизнелюбие и удивительная целеустремленность стали судьбой, что вынесла парня из деревни Клушино на околоземную орбиту, где у счастливого случая просто не осталось альтернативы. Конкуренция была жесточайшей. Увидеть Землю из космоса мечтали тысячи молодых, здоровых и красивых парней. После всех отборов их осталось трое: Герман Титов, Григорий Нелюбов, Юрий Гагарин. Мнения ответственных товарищей разделились. И только Главный Конструктор ни минуты не сомневался, кто из этих трех спокойно пойдет на верную смерть.

Первое знакомство с кораблем «Восток» случилось еще за год до старта. «Кто хочет первым залезть внутрь?» — спросил С. П. Королев. В группе летчиков возникло секундное замешательство. Тишину прорезал высокий голос Гагарина: «Я!» К удивлению Главного Конструктора, Юрий снял ботинки и, словно крестьянин, уважающий труд хозяйки, уверенно вошел в свой будущий космический дом. «Вот он первым и в полет пойдет», — понял С. П. Королев. Пророчество гениального конструктора сбылось.

Смертельный эксперимент под лозунгом «Догнать и перегнать американов» отменить было невозможно. Н. С. Хрущев, обуреваемый идеей «закопать Америку», никаких возражений не терпел. Политика СССР становилась все более идеологизированной, рапорты о достижениях к значимым датам были зачастую важнее самих достижений. Запуск первого искусственного спутника Земли в 1957 году ознаменовал начало невиданной доселе космической гонки. Страна, где основным производителем в сельском хозяйстве все еще был крестьянский двор, вынуждена была поставить все на космическую карту.

Когда разведка донесла, что уже 20 апреля 1961 года США готовы запустить в космос своего астронавта, Хрущев вызвал Главного Конструктора: «Ваше окно для запуска человека в космос 11—17 апреля». С. П. Королев, имя которого долгое время держалось в строжайшей тайне, перечить хозяину страны не осмелился. Началась ускоренная, если не сказать авральная, подготовка к полету человека в космос, и 12 апреля 1961 года Земля впервые опустела без старшего лейтенанта ВВС Ю. А. Гагарина на целых 108 минут.

Но перед этим были не минуты, а часы предстартового ожидания. В последний момент обнаружились неполадки, техники пытались их устранить. Что бы там ни было, отменить полет было уже нельзя. От успеха первого запуска зависела победа не только военных — речь шла о превосходстве социалистической идеологии над враждебным империалистическим миром. Оставалось ждать и надеяться. Степень напряжения трудно себе представить. Заранее были заготовлены три сообщения ТАСС: на случай гибели космонавта, с просьбой о помощи при приземлении за границами СССР и триумфальное заявление о победе нового общественного строя.

Ю. А. Гагарин стоически выдержал испытание ожиданием. Приборы регистрировали нормальное давление и пульс первого космонавта. Учащение пульса до 150 наблюдалось только в момент полного подъема. А до этого, в мучительные часы монтирования неисправной крышки люка, Юрий Алексеевич находил в себе силы подбадривать своих товарищей: «Паша, посмотри, сердце у меня бьется?» — «Бьется, бьется», — уверял П. Р. Попович. Павел Романович вспоминал, что перед стартом Гагарин попросил включить музыку, а сам напевал идеологически невыдержанные «Ландыши», которые команда летчиков давно уже переиначила на свой манер: «Заберемся в камыши, надеремся от души, и зачем нам эти ландыши…» Отсюда в стенограмме переговоров Гагарина с Землей загадочные камыши:

Королев: Нашел продолжение «Ландышей», понял?

Гагарин смеется.

Гагарин: Понял, понял. В камышах?

Королев: Споем сегодня вечером.

Все это было шуткой. Никто и никогда не видел Ю. А. Гагарина пьяным. После возвращения на землю жизнь Гагарина резко изменилась, он обязан был постоянно представительствовать на самых разных уровнях и проблема необходимости употребления алкоголя действительно была. Тогда в Гусь-Хрустальном Гагарину изготовили специальную рюмку на 20 граммов, которая выглядела гораздо больше за счет толщины и которой он умело пользовался, если не выпить было невозможно.

А тогда перед стартом Земля, как могла, поддерживала своего посланника во Вселенную. С. П. Королев решил обсудить с Гагариным космическое меню. Несмотря на то, что расчетная продолжительность полета составляла меньше двух часов, космонавт должен был поесть на орбите. Не слишком вкусные, но очень калорийные паштеты и джемы у Гагарина имелись.

Королев: Там в укладке тубы — обед, ужин и завтрак.

Гагарин: Ясно.

Королев: Понял?

Гагарин: Понял.

Королев: Колбаса, драже там и варенье к чаю.

Гагарин: Ага.

Королев: Понял?

Гагарин: Понял.

Королев: Вот.

Гагарин: Понял.

Королев: 63 штуки, будешь толстый.

Гагарин: Хо-хо.

Космический корабль, пилотируемый Ю. А. Гагариным, стартовал в 9.07, а в 9.15 произошла потеря связи. Минуты полного неведения длились вечно, у Королева дрожали руки, лицо сводила судорога. В любой момент все могло быть кончено. Но уже в 9.20 спокойный голос Гагарина объявил: «Полет нормальный».

Во время полета обнаружились серьезные неполадки. На взлете корабль чуть было не вышел на более высокую орбиту, возвращение с которой могло бы занять 50 дней, целых десять минут корабль крутило со скоростью один оборот в секунду, спускаемый аппарат не хотел отделяться, система приземления сработала с опозданием. Шесть минут Ю. А. Гагарин находился без кислорода, буквально между жизнью и смертью, не открывался дыхательный клапан. Ни о чем этом Гагарин тогда Земле не сообщал. Не хотел пугать товарищей. Вместо этого —

Гагарин: Понял вас. Самочувствие отличное, продолжаю полет, растут перегрузки. Все хорошо.

«Заря-1», я «Кедр». Чувствую себя хорошо. Вибрация и перегрузки нормальные. Продолжаем полет, все отлично. Прием.

Не чувствую, наблюдаю некоторое вращение корабля вокруг осей. Сейчас Земля ушла из иллюминатора «Взор». Самочувствие отличное.

К десятикратным перегрузкам тренированное тело летчика было готово. Нагрузку психологическую и бессознательный ответ на нее никто просчитать не мог. Достаточно сказать, что в кабине имелся спрятанный ключ и сложный код для перевода корабля в ручное управление. Воспользоваться им можно было только в адекватном состоянии психики. Делалось это специально, чтобы сошедший с ума от страха космонавт не перевел корабль в ручное управление. А сойти с ума причины были: от колоссального перегрева плавились стены корабля, по иллюминаторам тек расплавленный металл, обшивка буквально трещала, как сухой орех. Что же Гагарин?

Гагарин: «Заря», я «Кедр». Наблюдаю облака над землей, мелкие, кучевые. И тени от них. Красиво, красота. Как слышите, прием?

Королев: «Кедр», я «Заря», «Кедр», я «Заря». Слышим вас отлично. Продолжайте полет.

Гагарин: Полет продолжается хорошо. Перегрузки растут медленно, незначительно. Все переносится хорошо. Вибрации небольшие. Самочувствие отличное.

Впечатление, что летит он не в экспериментальном наскоро собранном агрегате, а в комфортабельном самолете последнего поколения, сейчас принесут кофе и можно предаться созерцанию…

Может быть, бесстрашный Гагарин просто не осознавал опасности? Не понимал, что идет на верную гибель? Осознавал и понимал, потому в ясном уме и твердой памяти за два дня до старта писал прощальное письмо любимой жене Валентине:

«Я пока жил честно, правдиво, с пользой для людей, хотя она была и небольшая. Когда-то, еще в детстве, прочитал слова В. П. Чкалова: «Если быть, то быть первым». Вот я и стараюсь им быть и буду до конца. Хочу, Валечка, посвятить этот полет людям нового общества, коммунизма, в которое мы уже вступаем, нашей великой Родине, нашей науке.

Надеюсь, что через несколько дней мы опять будем вместе, будем счастливы.

Валечка, ты, пожалуйста, не забывай моих родителей, если будет возможность, то помоги в чем-нибудь. Передай им от меня большой привет, и пусть простят меня за то, что они об этом ничего не знали, да им не положено было знать». 

Написал и спрятал подальше, если что случится, найдут. Гагарин тут же забыл о письме, как о минутной слабости. Валентина Ивановна Гагарина прочтет его лишь спустя семь лет, 27 марта 1968 года, когда в необъяснимой авиакатастрофе близ деревни Новоселово трагически погибнет ее первый и единственный мужчина.

А пока, преодолев все невзгоды полета и приземления, едва не задохнувшись и чуть не утонув в ледяной волжской воде, первый космонавт Земли шагает по вскопанному картофельному полю вослед убегающей и мелко крестящейся бабке. Понимая, каким чудищем он выглядит в оранжевом скафандре, теперь уже майор Гагарин (он этого еще не знает) пытается докричаться сквозь гермошлем: «Мамаша! Свои!!!»

Здесь Гагарина не ждали, о том, что в космос полетел человек, не ведали — ни радио, ни электричества в поселке Смеловка Энгельсского района тогда не было. Старая лесничиха помогла Гагарину снять шлем и напоила его молоком. Вскоре подоспели и военные.

После полета жизнь Ю. А. Гагарина круто изменилась. В одночасье он стал мировой знаменитостью со всеми вытекающими последствиями. Необходимо было представительствовать в стране и за рубежом, постоянно кого-то принимать и быть на приемах, говорить речи и слушать бесчисленные просьбы и клятвы в вечной дружбе. Даже в кругу семьи Гагарин редко оставался один: репортеры, съемки, интервью.

В. Н. Лебедев, психолог первого отряда космонавтов, вспоминает: «Многие менялись, становились жертвами звездной болезни. Юрий каким был, таким и остался. Слава его будто не касалась. Временами он имел до десятка встреч в день. Утомлялся, конечно, уставал. Но всегда выходил к людям с улыбкой. Об усталости его никто не догадывался». Внимание органов госбезопасности к Гагарину было постоянным, но к нему ничего не прилипало, давить на него было невозможно, это быстро поняли наверху.

Звездная болезнь не коснулась Гагарина по одной причине — он был звездой от рождения, первым, вне ранжирования и вне конкуренции. Образ жизни звезды (настоящей, а не того, что под этим часто подразумевают) был для Гагарина естественным. В структуре психического бессознательного таких людей доминирует уретральный вектор вождя стаи. Вождь по праву рождения стоит на вершине иерархии социальной структуры или системной стаи: он или первый, или его нет. На тренинге «Системно-векторная психология» Юрия Бурлана дается исчерпывающая характеристика такого психотипа: мышление тактическое, не ограниченное законами и правилами, смелость, преодоление, милосердие.

Вождь несет ответственность за свою стаю. Стаей Гагарина стала его Родина — СССР, и он был готов рисковать своей жизнью ради продолжения во времени этого государства и расширения пространств, им покоренных. Выход в космос был одновременно прорывом в неведомые пространства и в будущее для всей страны, всего человечества. Полет Гагарина навсегда изменил представления людей о мире и о себе. Возникла новая эра — космическая, глобальная, когда мир стал внезапно доступен, а каждый в равной степени уязвим. Это был прорыв, масштабы которого не сопоставимы более ни с чем.

«Он вошел в эту жизнь, как нож в масло, и остался нормальным парнем», — вспоминает П. Р. Попович. Всегда улыбающийся, естественный, хлебосольный хозяин с пирами по высшему разряду, Гагарин располагал к себе моментально. Женщины влюблялись в него раз и навсегда, мужчины стремились быть на него похожими. Количество новорожденных Юриев стремительно росло. Высочайшие особы нарушали протокол. Королева Великобритании вопреки строгим правилам этикета нежно обняла космонавта. Притяжение его обаяния было непреодолимым. Обезоруживающая улыбка Гагарина стала новым символом России — по этой улыбке, а не деяниям генсеков, судили в те годы обо всех русских. Восторженным письмам со всего мира не было конца.

Его «я» полностью растворилось в «мы». «Мы — мирные люди», — говорил Гагарин и обезоруживающе улыбался. От этого становилось не по себе тем, к кому на самом деле были обращены эти слова. Мы, русские, спокойны в смертельном бою, если кто подзабыл за годы мира. И ничего, что не везде еще есть у нас электричество, Землю мы видим теперь со всех сторон, как и заданную цель в любом полушарии. Вслух это не произносилось, конечно.

Самым тяжелым в послеполетной жизни Ю. А. Гагарина было то, что он не мог летать с прежней интенсивностью. Занимая должность заместителя начальника Центра подготовки космонавтов, он вместо положенных 200 часов в год «налетывал» от силы 20. Это тревожило. Гагарин привык быть впереди всех, он был таким всегда, а теперь получалось, что управляя Центром подготовки, сам он терял квалификацию.

Гагарин с отличием оканчивает Академию Жуковского. Но на летную практику времени катастрофически не хватает. В космос его тоже не пускают. После трагической гибели космонавта В. М. Комарова, дублером которого был Гагарин, Юрию Алексеевичу категорически запрещают летать. Запретить смысл его жизни? Абсурд, с какого бы «верха» он ни исходил. Понятно, что Гагарин добивается полетов.

эта запись появилась в дневнике Юрия Гагарина утром 27 марта 1968 года. С аэродрома «Чкаловский» он должен был взлететь для выполнения задания на боевом МиГ-15. Виражи, планирование, «бочка» — ничего необычного. Инструктором и руководителем полета был назначен Герой Советского Союза Владимир Сергеевич Серегин. Полетное задание Гагарин выполнил досрочно, о чем сообщил на землю и запросил разрешение на возвращение на базу. Разрешение было дано, но связь с экипажем внезапно прервалась. Когда по всем срокам горючее у экипажа должно было кончиться, начались поиски. Вблизи деревни Новоселово был замечен горящий лес и воронка. Самолет Гагарина и Серегина разбился при попытке выйти из штопора.

Что послужило причиной трагедии, неясно до сих пор. Разбившийся самолет был собран на земле практически полностью — до 95% сухого веса, это уникальное явление, но ни одной версии, уверенно объяснявшей случившееся, выработано так и не было. Из заключения последнего исследования трагедии, предпринятого С. А. Микояном, А. А. Леоновым и другими: «Аварийная ситуация возникла внезапно на фоне спокойного полета, о чем свидетельствует сохранившийся радиообмен. Ситуация эта была чрезвычайно скоротечной. В создавшейся обстановке, которая усугублялась плохими погодными условиями, экипаж принял все меры, чтобы выйти из этого чрезвычайного положения, но из-за нехватки времени и высоты произошло столкновение с землей».

А. А. Леонов вспоминает, что во время последнего полета Ю. А. Гагарина он с командой летчиков тренировался неподалеку. «Наши летают!» — успел сказать Алексей Архипович товарищам, услышав звук гагаринского МиГа. Затем раздался взрыв перехода звукового барьера, а через короткое время еще один взрыв. Анализируя эти факты, А. А. Леонов пришел к убеждению, что в непосредственной близости от самолета Гагарина и Серегина оказался другой самолет — реактивный истребитель Су-15, нарушивший приказ. Он и создал возмущенную волну, попав в которую, МиГ потерял управление и ушел в штопор. От стремительного снижения Гагарин и Серегин потеряли сознание, а когда пришли в себя и начали бороться за вывод самолета из штопора, было уже поздно.

А. А. Леонову так и не удалось узнать, кто был за штурвалом рокового Су. Самолет был, а кто был в кабине — тайна. Документы уничтожены, заявление Леонова следствию о двух последующих взрывах в тот день оказалось полностью переписано неизвестным лицом с искажением фактов. СССР умел хранить тайны, особенно, если они касались «неприкасаемых» — первых лиц государства и особ приближенных. Тот, кто схулиганил за штурвалом Су, осуществив неположенное снижение, видимо, был кому-то наверху очень нужен.

Замалчивание причин трагедии привело к массе слухов и домыслов: от НЛО и спланированной диверсии до банального пьянства членов экипажа. Поговаривали даже, что Гагарин совершил самоубийство, так как был завербован вражеской разведкой и боялся разоблачения. Все эти измышления — чистейший бред.

Системный анализ личности первого космонавта планеты убедительно показывает, что ни суицидального комплекса, ни страха, никаких двойных стандартов у такого человека как Юрий Гагарин быть не могло. Высокая внутренняя ответственность и достоинство, осознание себя частью страны и народа никогда бы не позволили Гагарину быть не на уровне. Катапультироваться из обреченного самолета он не мог, рядом находился в бессознательном состоянии его товарищ, ниже прыгала с парашютом команда Леонова. Вытащить потерявшую управление машину туда, где неизбежная катастрофа не причинила бы вреда другим людям, а затем попытаться преодолеть силу тяжести на скорости около 700 км в час. Невыполнимо? Не более чем спокойно сказать: «Поехали!» — когда отправлялся за пределы мира.

Подобные Гагарину рождаются редко и еще реже доживают до старости. Но всякий раз, когда уходит такой человек, Земля пустеет, а люди слагают мифы о том, что он не погиб, не мог же он в самом деле оставить нас...

Корректор: Галина Ржанникова