Трудности перевода и формула звуко-зрительной любви

Я работаю переводчиком. Только не в привычном смысле этого слова. Я перевожу свои звуковые абстракции в зрительные образы. Так не проще, но легче, несмотря на трудности перевода. Потому что ТАК еще можно найти смысл жизни в сохранении ценности самой Жизни. Своей. И любой другой. Так можно сказать себе: «ОК! Буду делать добро, нести любовь, сохранять красоту, и будет мне счастье!»

С переводом бывают трудности. Я только переходник от своей бессознательной звуковой сущности к сознательному проявлению зрительной. Почему так тяжело? Потому что звуковые смыслы абстрактны, желания — размыты, потребности — непонятны. Искать оправдание тому, что ты на Земле, — не лучшее развлечение (но ведь для чего-то же мы пришли в этот мир?!). Зрение придает этой жесткой конструкции некоторую легкость. Дает надежду, наполняет красками и эмоциями. В них, в отличие от холодной звуковой отстраненности, чувствуется жизнь.

Жить ради любви — лучше, чем жить неизвестно ради чего.

Жить, чтобы делать добро, — понятнее, чем жить просто так.

А что за блажь такая — перевод? Кому это надо? Тем более когда есть трудности? Нечем заняться?

В том-то и дело, что как раз этим и есть потребность заниматься. Не от блажи и роскоши. А чтобы найти себе место. Найти себе систему координат.

«Я постоянно думаю о смысле жизни. И поскольку не нахожу его, решила, что буду делать добро. Чем больше добра и любви исходит от меня, чем больше людей вокруг я делаю счастливыми, тем лучше себя ощущаю. Это самая лучшая награда для меня. И денег не надо, — улыбается мне моя собеседница, (если по-системному, то роскошная кожно-зрительная) актриса одного из наших столичных театров. — Разве чтобы такси было подешевле, когда тороплюсь», — добавляет она. Передо мной сидит девушка-мечта. Вся такая грациозная, с яркой внешностью жгучей красавицы и теплыми глазами. Я не могла на нее наглядеться.

Ее слова мне понятны. И я понимаю, о каких трудностях она говорит. Ощущаю их кожей, зрением, звуком. Ее перевод мне близок. Но это лишь один из примеров проявления определенных состояний звука и зрения. Бывают и другие. Вообще же, пазл сложный, сочетаний — множество, результат просчитываемый, но все же разный.

Звук диктует. Зрение реализует. Если звук — это, скорее, голая идея, то зрение — это ее «человеческое лицо». Ага, со всем «человеческим»: любовью, страхом, ненавистью, радостью. Эмоциями. Ошибками. Сердцем, в общем.

Звук другой. Он не реагирует на человеческое, и в этом одна из трудностей перевода. Он ловит идеи. Они для него первичны, остальное — ерунда. Что ваша неразделенная любовь по сравнению с мировой революцией? Ничто. Сколько идей было в конце XIX — начале XX веков! Букеты идей сыпались на головы неподготовленных и нередко провоцировали кровопролитные войны. Ради Идеи!

Для звука человеческие жертвы — ничто. У него нет гуманизма. Это только зрение, развитое до высшего уровня — человеческого.

Звук — переходник. Сломанный переходник может исковеркать и саму Идею. Ну а зрение, воспитанное на страхе, пойдет за исковерканной идеей. Без системы координат — никуда. И никакой перевод не поможет. При этом — никаких загадок! — в целом, несмотря на трудности и значительные физические жертвы, люди ощущали себя более счастливыми, чем сегодня. Ведь жизнь имела Идею. Имела Смысл.

По-зрительному тяжело ощущать холодное, отстраненное дыхание звука. Оно похоже на вечную мерзлоту, когда звук без разговоров принимает человеческие жертвы ради абстрактной идеи.

Внутри — это ключевое слово звука. Поэтому так хочется обрамить его в зрительный перевод, чтобы без трудностей его понимать. Состояние «внутри» придает звуку флер безнадежности. Надлома. Это звук мечется у себя внутри: от «Я» до «мир внутри меня».

Но звуковой экспресс одного звуковика, занятого поиском смысла жизни, на полных парах может двинуть и в другом направлении. Когда? Когда он осознанно включает себя — читай: осознает свою ответственность перед миром за Свою Идею, и его внутреннее «Я» уступает место внутреннему «мир вокруг». Внутреннее «Я» включает в себя остальных, понимает их бессознательно... И в этом состоянии может вылиться уже в совершенно иную Идею. Совсем другого качества и содержания.

В любом случае звуку всегда интересен Смысл. И в этой абстракции и состоит трудность перевода. У зрения на это есть образы.

Например, с точки зрения звука, физический мир — это отражение каких-то вселенских законов. Для звуковика на физическом уровне между человеком и деревом нет никаких различий. На субатомном уровне мы все — единое целое. И это уже вроде как доказано.

С другой стороны, эта же звуковая абстракция в переводе зрения рождает совсем другие ряды. Образные. Зрению, в том числе моему, интересен образ. Так простые атомы и пространство между ними наполняется эмоциями, а жизнь — красками: у кого — осенней палитрой, у кого — черно-белой зимней. Деревья могут дышать и чувствовать, люди — предчувствовать, а ангелы — реально существовать.

И все же, насколько реально служение идее перевести в служение человеку? Мою сегодняшнюю собеседницу, актрису столичного театра, этот вопрос тоже беспокоит: «Меня перестала интересовать просто художественная литература. Мне хочется разобраться с внутренним миром человека. Когда я вижу, что кому-то плохо, у меня появляется желание помочь. Вначале я этого не осознавала, а теперь понимаю, что не могу пройти мимо».

Зрительный перевод в своем лучшем смысле — перевод гуманистичный. Несмотря на все трудности, «любовь» в этом переводе доступна и понятна. Из глухой, безликой Идеи она трансформируется в состояние наполненности, когда в человеке не остается места для страха. Зрение шепчет: «Возлюби ближнего своего». Звук так никогда не скажет, хотя с удовольствием возьмет на вооружение все, что может пригодиться для служения Идее.

Зрительный перевод без трудностей диктует: «Возлюби». Ближний, погоди. С собой разобраться бы. Осознать свои мотивы поведения. Понять и простить. Возлюбить себя. А уж потом и за тебя взяться. Осознать твои мотивы поведения. Понять. Простить. Возлюбить.

А без очереди, ближний, ты пойми — никак. Только когда уходят разрушающие меня состояния: обиды, якоречки, комплексы — и я освобождаюсь от этого ежедневного рюкзака за плечами, у меня появляется достаточно сил и пространства, чтобы понять и тебя, ближний.

Мир в любом случае видишь через себя. Чтобы видеть его иначе, придется расширить границы своего восприятия.

Соль всего перевода (что тоже создает трудности в понимании) — в качестве звука и качестве зрения. Плохой звук — идея губительная для человечества. Зрение плохое — все держится на страхе, а не на любви. И только в условиях раскрытых звуко-зрительных переводов может родиться та самая жертвенная любовь, которой мы, бывает, восхищаемся.

Измени. Сначала свой. Потом наш. Общий. В одном из интервью моя сегодняшняя собеседница, та самая кожно-зрительная актриса, сказала: «Измени мир, он требует этого!»

Стремясь реализовать свои желания, чтобы получить наслаждение, мы изменяем себя и мир вокруг, развиваемся, формируя окружающую действительность. Мы движемся по своему «автобану» и тянем за собой остальных. Куда в итоге пойдет большинство? Пока современное общество выбирает потребление и сосредотачивается на вопросах физического существования и благополучия. На сохранении и продлении жизни тела. Если еще 100 лет назад Идеи правили миром, то уже сегодня нет ни одной Достойной Идеи. Мы опустошены. Хотя и мечемся в поисках «того, не знаю чего». Отчаянно.

Попытки, которые не приводят к успеху, могут привести к катастрофе для всего человечества. Апокалипсис внутренний неизбежен, если не суметь сохранить целостность общества и выжить. Что для этого нужно?

Прожить жизнь и не понять зачем — вот трагедия звука. Прожить жизнь и не полюбить — трагедия зрения.

Объекты разные, но механизм трагедии один. Она разыгрывается только в том случае, когда человек живет на получение. И чем больше мы получаем, тем больше нам хочется. Осознает ли каждый из нас, что он живет для получения?

Человек всегда хочет большего. Точно. Поэтому выход один: сменить полярность. Вместо «себе» — «от себя, другим». Вместо получения — отдача. Только отдавая, человек может наполнять и себя, и свое окружение.

Моя собеседница, актриса театра, рассказывала о своих ощущениях, делилась впечатлениями, вспоминала тех, кто так или иначе задевал ее мир, ее пространство. К своим 40 годам с помощью Маркеса, Монтеня, Хэмингуэя, Гуэрра и многих других она пришла к этому осознанию.

Путь можно значительно сократить. Трудности перевода максимально оптимизировать, ведь, в конце концов, все мы в одной лодке. И куда она поплывет, зависит от большинства в целом и от каждого из нас в частности.

Корректор: Алла Антипина