В поисках национальной идеи возрождения России. Часть 2. Сожженные мосты

...Согласно другой крайности, предлагается неукоснительно следовать западным путем, копируя у американцев, немцев, французов их стиль жизни, образцы поведения, структуру управления финансами и государством. Еще более странно обстоит дело, когда в качестве последней инстанции выступает попытка отыскать злополучную идею в уходящей в прошлое философии и невозможной к реставрации религии...

2 1668 12 Апреля 2015 в 00:05

Автор публикации: Светлана Фронтцек, системный психолог, член Международной ассоциации журналистов

Часть 1. «Философский пароход»

Национальная идея возрождения России — одна из самых популярных тем СМИ последнего десятилетия. Кто этим сегодня только не занимается. Стоит только зайти в Интернет и набрать в поисковике «идея возрождения России», как одно за другим посыплются предложения, не блещущие оригинальностью и свежестью мысли. Часть их сводится к призывам вернуться к старому, чуть ли не домостроевскому образу жизни, к сапогам и кокошникам, казацким шашкам наголо и прочей национальной атрибутике.

Согласно другой крайности, предлагается неукоснительно следовать западным путем, копируя у американцев, немцев, французов их стиль жизни, образцы поведения, структуру управления финансами и государством. Еще более странно обстоит дело, когда в качестве последней инстанции выступает попытка отыскать злополучную идею в уходящей в прошлое философии и невозможной к реставрации религии.

Так политологи и прочие идейные кладоискатели, кидаясь из крайности в крайность, надеются вытащить из философских трудов идеолога белогвардейского движения Ивана Ильина, положившего жизнь на противостояние Советам, национальную идею возрождения современной России. Только обнаружить ее там невозможно, ведь ее там нет и быть не может, хотя бы потому, что нет прежней России. Она умерла, так же, как умерла философия и благополучно скончалась религия. Все попытки их реанимировать приводят только к созданию бледных копий, без каких-либо шансов на дальнейшее развитие.

Любой ренессанс — это во многом переоценка ценностей. Освобождение из затхлых подвалов инквизиции кожно-звукового Средневековья и анально-консервативного болота застоя не предполагает возврат к прошлому. Ренессанс — это не всегда прорыв, но это всегда дорога к будущей империи, в лучшем смысле этого слова, в смысле ОБЪЕДИНЕНИЯ и государственной целостности. Так во всяком случае было у России. Только российский ренессанс, согласно особому уретральному менталитету народа, влечет за собой скорее внутренние геополитические преобразования, чем культурные и просвещенческие.

Преобразования в России возникали всегда благодаря появлению у власти уретральника. «Это было закономерно и, можно сказать, радостно для народа, ибо только радость, а не принуждение высвобождает его великую энергию к творчеству и жизнетворчеству, пусть это стоит ему величайших трудов и жертв. Но это и есть великая эпоха, великая жизнь, когда является всеобъемлющий гений, который не просто ставит насущные вопросы национальной жизни как гуманист, а решает практически и прежде всего сам, побуждая своим примером подданных встать с ним рядом, как корабельный мастер, плотник, токарь, хирург, кузнец, гравер, полководец, просветитель» (Петр Киле. Ренессанс в России и мировая культура. XVIII–XX вв.).

Ренессанс, если обратиться к его истории в Западной Европе или России, удален от религиозных канонов и даже нередко вступает с ними в конфликт. Основой возрождения является объединение на фоне гуманизма, а не разделение по национальному и религиозному принципу.

Уже потому, что Россия всегда была многоконфессиональным государством, искать идею ее возрождения в православии невозможно. Поэтому странно и по меньшей мере неэтично выглядят заявления некоторых православных священнослужителей о том, что в России должно преобладать православие. А куда в таком случае девать остальные народы, исповедующие другую религию? Россия всегда была не просто империей, она являла собой многонациональную русскую цивилизацию, базирующуюся на трех основных столпах вероисповедания — христианстве, иудаизме и исламе.

«Распалась связь времен». Сожженные мосты веры

Проповедникам новой русской идеи возрождения, ищущим ее в религии, неплохо бы вспомнить, что Иван Ильин писал о кризисе веры. Относился он не только к России, это мировой кризис религиозности, «кризис христианства, не учения Христа, а того, что из него сделали». Устои религии во всем мире были подорваны Первой мировой войной и русской революцией, а Вторая мировая, став заключительным актом анальной фазы развития, разрушила их окончательно.

Поэтому тупиковым, ошибочным направлением в поиске национальной русской идеи становится попытка реставрации православной веры. Никакие апдейты православия ни к чему не приведут. Можно внести в учебное расписание закон божий, преподавать религию в школах, внедрять ее, не спрашивая согласия родителей, в детских садах, но невозможно восстановить «истинную веру», если сами священнослужители, в прошлом выпускники средних и высших советских учебных заведений, не способны мыслить прежними религиозными категориями.

Естественно, нельзя допускать надругательств и акций, подобных Pussy Riot. Но уже невозможно привить в головах и сердцах прихожан православные традиции, не несущие никакой духовной основы. Проповедуемые Христовы уретральные ценности были переняты и трансформированы звуковиками-фанатами. «Затем они были вбиты кожной плеткой в зрительное подсознание, загоняя зрительников в конюшни страха, чтобы легче было ими управлять. Однако нельзя забывать, что вся европейская культура и искусство являются важнейшей составляющей христианства», — говорит Юрий Бурлан на лекциях по системно-векторной психологии.

В 1917 году у России была отнята религия — как изжившая себя и ведущая в никуда. И сегодня, как бы того ни желал Священный синод, невозможно восстановить прерванную более чем на 70 лет религиозную преемственность. Поэтому все попытки, направленные на реанимацию православия, обречены на неудачу. Cегодня в большинстве своем прихожане посещают церковь кто ради соблюдения завещанных предками анальных традиций, кто из зрительного страха — успокаиваясь среди образов и ладана, а кто из соображений «пользы-выгоды», по-кожному торгуясь и пытаясь заключить с небесами сделку на обмен: «ты, Бог, — мне, а я — тебе».

Еще смешнее выглядит какой-нибудь архетипичный кожник, беззастенчиво грабящий свой народ, а в качестве отступного на проценты от украденных миллионов во имя отпущения грехов строящий часовенку или церквушку. Морально ли получать священнику из рук такого «кающегося» приход?

По-щучьему велению...

Правильно говорит профессор Сергей Савельев, что думать — это очень энергозатратно. Кроме того, думать — не всегда результативно. Куда проще позаимствовать уже готовый рецепт и применить его для замеса нового государственного строя. Потому следопыты и топчутся на месте, пытаясь отыскать следы возрождения то в русских Ведах, то в народном творчестве. Значительно легче покопаться в анналах истории и вытащить на поверхность идею, которая по взмаху хвоста золотой рыбки всех обеспечит новыми корытами. Ситуация с поиском идеи возрождения России идет все по тому же проторенному пути русских сказок, легенд и мифов.

Никита Михалков в одном из интервью точно объясняет суть россиянина, когда говорит, что русский народ воспитан на фольклоре. Верно. В русских сказках, как ни в каких других сказках мира, культивируется и пропагандируется любовь к халяве: скатерть-самобранка, ковер-самолет, лентяй-лежебока, поймавший волшебную щуку или жар-птицу, от которых все получает БЕСПЛАТНО. Сейчас так же бесплатно, на дармовщину, не особо напрягаясь, хотят получить идею возрождения государства.

Вот и ищут ее в философских трактатах 60–100-летней давности и пытаются обнаружить ее у тех, кому если и была дорога Россия, то явно не настолько, чтобы найти выход из кризиса для всей страны. Той самой страны, которая пролегла «от морей до самых до окраин», многомиллионное население которой говорит более чем на 180 языках и наречиях.

Кто-то из «пароходных философов», проживая в европах и америках, внедряя идеи освобождения от «большевистского ига» и возрождения России в эмигрантской среде, среди участников всевозможных белых движений и прочих антисоветских организаций, идеологом которых был Иван Ильин, при этом думал не о себе, а о российском народе, о его бедах и чаяниях? Разумеется, нет. Одни по-кожному печалились о своих разоренных имениях, потерянных капиталах и утраченной собственности, а другие по-анальному — о русских березках, порушенных традициях и дорогих сердцу дедовских сундуках.

Но какими бы сильными ни были их попытки вернуть себе все нажитое непосильным крестьянским трудом и какими бы активными ни становились их антироссийские агентурные сети, к концу 30-х практически все они оказались перевербованы советской разведкой и работали на НКВД, а значит, на СССР, который так ненавидели.

Почему Россия, а не Америка?

Как сказал эссеист Никита Кривошеин, один из бывших последних репатриантов, ныне живущий в Париже, «русская революция — это посланное России ветхозаветное испытание». Начиная с 1917-го и до 1921 года чаши весов находились в неустойчивом равновесии, когда победа могла оказаться за любой из противостоявших друг другу армий, как за белыми, так и за красными. И только какая-то НЕИСТОРИЧЕСКАЯ СИЛА качнула весы в сторону большевиков, создав им все условия для победы. Сегодня, благодаря системно-векторной психологии Юрия Бурлана, мы можем определить эту силу, назвав ее своим именем — божественным промыслом, или замыслом природы, или законом развития.

Для реализации грандиозного замысла по созданию новой государственной формации природой Россия была выбрана не случайно. Причиной тому явилась «особая чувствительность» российского народа. Никита Михалков с точным пониманием относит к «основам жизни России» «сопричастность, сострадание и соучастие». Все эти определения являются фундаментальными для российского уретрально-мышечного менталитета, привечающего чужака и ставящего во главу угла приоритет «общего над частным».

Потому становится так очевидно неприятие россиянами, во все времена и во всех слоях общества, законодательных стандартизаций Запада. Позднее вхождение России в индустриализацию и практическое отсутствие национальной экономики возникли из-за продолжительного крепостного права, отмененного только во второй половине XIX века.

Большая часть мужского населения с кожным вектором видела свое продвижение по карьерной лестнице только на военном поприще. Сделать это было не сложно из-за постоянного втягивания России во всевозможные международные военные конфликты. Аграрная направленность государства, слабо развитая в сравнении с Западом промышленность, отсутствие железных дорог, активной инженерной мысли и обученного пролетариата тормозили развитие России.

Недостаточная покупательная способность населения на периферии, деревенский уклад жизни на большинстве территорий, несовременный и низкий уровень сельского хозяйства, при котором уделяется внимание выращиванию продовольственно-зерновых культур, оставляли российское государство далеко позади. Утверждения о том, что Россия снабжала хлебом весь мир, все развитые страны от Европы до Канады, говорят далеко не в пользу ее экономической мощи.

В определенном смысле дореволюционная Россия являлась сырьевым придатком, наводнившим мир своим зерном по низким ценам. Западные кожники предпочитали скупать зерновые задаром, а не выращивать их у себя.

Оценивать уровень развития производственных сил в сельском хозяйстве следует по разведению в помещичьих хозяйствах технических культур, таких как свекловица, подсолнечник, табак и др. Западным предпринимателям и сельским труженикам было куда выгоднее иметь дело с сахарной свеклой или табаком, не требующим для выращивания большого пространства. А продукты их переработки в виде сахара и табачных изделий значительно превышали стоимость хлеба, испеченного из русской муки.

Для торговли российское купечество предпочитало приобретать готовые товары на Западе и Востоке, а разбогатев и перейдя в класс промышленников, оно не слишком-то торопилось развивать производство на родине, вкладывать кровные денежки в строительство фабрик и заводов на территории своей страны. Взращивание своего пролетариата шло неторопливо. Никто не хотел иметь дела с неграмотными и неквалифицированными рабочими, только что покинувшими свои деревни и двинувшими в город.

Российские промышленники закупали хлопок в Индии, перерабатывали его на предприятиях Англии и Франции, у имевших большой профессиональный опыт и свои традиции ткачей. Готовый продукт они ввозили на родину, торгуя им в своих магазинах и лавках. Такое развитие российской дореволюционной экономики не требовало воспитания своего кожного инженерно-технический корпуса, как это удалось сделать за короткий срок Сталину.

Идеи экономического переустройства по западному типу, без учета особенностей народного менталитета, если и успевали проникнуть в страну, то в патриархальной России приживались неохотно и медленно. Кроме того, в дореволюционной России не было лиц, заинтересованных в ее расцвете. Время уретральных царей закончилось с Екатерининской эпохой. Все же остальные правители в той или иной степени попадали под сильное заморское влияние.

Союзники на протяжении всего XIX века не раз втягивали Россию в войны, которые ее ослабляли экономически, унося десятки тысяч жизней русских солдат и офицеров. Таская руками России «каштаны побед» из огня европейских войн, западные союзники по своему усмотрению перекраивали карту Европы, обделяя своего главного помощника.

Выполняя перед царем и Отечеством свой долг, развитые российские кожники не видели себе другого применения, как только в армии. Все предыдущие уретральные монархи старались удерживать их на расстоянии от руководства страной. Когда уретральный вождь уходил из жизни, как правило, не оставляя достойного наследника, обрушивалась вся вертикаль, расшатываемая и разъедаемая кожным архетипом. Это была та самая вертикаль власти, о которой писал Иван Ильин, о которой часто в интервью говорит Никита Михалков: «России нужна такая сильная и объединяющая власть… Без твердой и строгой власти наступит хаос...»

Читать продолжение...