Арт брют. Часть 1. Искусство без примеси культуры

Знаете ли вы ответ на вопрос: «Что такое искусство?» Мастерство техники? Бурная фантазия? Умение сочетать цвета? Жан Дюбюффе нашел свой ответ на этот вопрос, положив начало целому направлению в искусстве, получившему название ар-брют (от фр. art brut). Грубое, сырое искусство пациентов психиатрических клиник, аутсайдеров и просто чудаков-одиночек. Иногда по-настоящему уродливое и отталкивающее и одновременно гипнотически притягивающее… Подобные работы собирал Дюбюффе.

Когда-то Жана Дюбюффе не просто не понимали — над ним и его произведениями смеялись. Теперь же его коллекции стали объектом мечтаний лучших музеев современного искусства всего мира. Коллекционеры отдают золотые горы за очередной эталон «грубого искусства», а имя Жана Дюбюффе скоро встает в один ряд с такими мастерами, как Пикассо и Сальвадор Дали.

Путь Жана Дюбюффе достаточно длинный и порой очень извилистый, полный душевных метаний и страданий. Он очень долгое время, как и многие люди со звуковым вектором, пребывал в поиске себя и дела всей его жизни. Пробовал себя и в живописи, и в музыке, и в литературе. Даже пытался идти по стопам отца и занимался виноделием.

В мире существует стереотип, что талант человека раскрывается в раннем возрасте. Лет так до 21. Максимум до 27. Жан Дюбюффе, для которого, как мы увидим позже, рамок не существует, это клише разрушает, ведь он нащупал свой путь лишь после сорока, когда наконец понял, что его главное пристрастие — живопись.

Какими качествами и свойствами должен обладать настоящий художник? Мастерами цвета зачастую становятся люди с анальным и зрительным векторами, люди с золотыми руками и золотыми головами. Благодаря усидчивости, терпеливости и кропотливости анального вектора, а также хорошему вкусу и безукоризненному чувству прекрасного зрительного, такие люди могут создавать настоящие шедевры, четко прорисовывая каждую деталь, каждый изгиб. Анально-зрительные мастера — это и художники, и скульпторы, и дизайнеры, и кутюрье — одним словом, те, кто создает культуру и хранит ее.

Жан Дюбюффе, обладая и анальным, и зрительным векторами, был художником (окончил Школу изобразительных искусств в Гавре), но отчего-то эту самую культуру ненавидел всеми фибрами своей души и выступал «против». Против ее «мертвого языка», против ее закостенелого духа, против всего того, что с нею связано. Так, например, музеи Дюбюффе называл «моргами набальзамированных тел», куда люди приходят «как по воскресеньям на кладбище, всей семьей, в молчании и на цыпочках».

Следование традициям и всем правилам, созданным за тысячелетия, по мнению Жана Дюбюффе, убивает искусство, лишает его души. Истинное искусство нужно искать в других местах — в творчестве детей, сумасшедших, чудаков, руками которых творит бессознательное, тот самый дух разрушения и варварства, который искал художник. Там, где искусство создается не ради выставок и похвал, где оно выступает лишь в роли самореализации.

«Для меня красоты нет нигде. Само понятие красоты безнадежно ошибочно», — заявлял Жан Дюбюффе. Секрет такого яростного антагонизма художника кроется в его бессознательном, а именно в наличии у него звукового вектора, для которого очень ценно само понятие свободы. Речь идет вовсе не о воле, не об уретральном «гулять так гулять», а о свободе личностной, которая является главной ценностью звуковика, пытающегося во всем заглянуть за рамки и условности, окунуться вглубь и понять смысл.

В общем-то, совсем неудивительно, что еще в 1924 году Жана Дюбюффе заинтересовала монография Ганса Принцхорна «Живопись душевнобольных», после прочтения которой юный художник осознал, что его собственные картины ни на что не годятся, и уничтожил их. С этих самых пор жизнь Жана Дюбюффе оказывается напрямую связана с поиском себя, с поиском в себе той самой свободы, неограненного алмаза, искусства «в чистом виде» без примеси культуры.

Истина — в несовершенстве. В зачатке, зародыше скрывается большой смысл и большой потенциал. Дюбюффе страдал от того, что окончил Школу искусств, так сказать, «окультурился», обрел рамки, оковы, мешающие ему творить. Специально технику не растеряешь и не позабудешь… И художник все больше и больше увлекался работами других — собирал картины сумасшедших, «медиумов», убийц и прочих «чудаков», рассматривал их, изучал и пытался раскрыть тайну.

А ларчик, как говорится, просто открывался. Ведь все перечисленные типы людей, как правило, обладают звуковым вектором, а значит, и похожим восприятием жизни. Подобное притягивается к подобному — и нередко именно звуковиков тянет к безумцам, ибо все объединено в звуке: и гений, и сумасшедший. Повышенный интерес Жана Дюбюффе — это, прежде всего, поиск. Поиск себя и поиск в себе: путь нелегкими тропками через других к познанию своей сущности, к своему «я».

Раз за разом неуверенными шажками Жан Дюбюффе пробовал вернуться к творчеству, но терпел крах. Новые попытки создать то самое «свободное» искусство оборачивались горьким разочарованием: изобретая что-то новое, художник начинал понимать, что это все «не то», это все уже было. И это не искусство, а вновь следование канонам, правилам и рамкам. Оковы культуры прочно въелись в руки Дюбюффе, и он уничтожал все свои картины, в который раз полностью отказывался от идеи рисовать, искал себя в других сферах деятельности (чертил, делал вино, занимался семьей), но рано или поздно возвращался вновь к живописи. Последнее и окончательное возвращение в возрасте 41 года стало успешным: художник наконец нащупал то, что искал.

Жан Дюбюффе разрабатывает технику «поднявшегося теста». Художник, отказываясь не только от традиционных приемов, но и даже от традиционных материалов живописи, делал смесь из гипса, извести и цемента, размазывал получившееся «тесто» по холсту, а потом наносил на образовавшуюся поверхность линии-царапины. Этакая наскальная живопись (которой, к слову, тоже очень интересовался Дюбюффе). Еще одна техника, созданная необычным художником, представляла собой спонтанное рисование шариковыми ручками и была названа hourloupe.

Жан Дюбюффе нашел, по его мнению, как раз то, что выражает искусство «вне контекста культуры», варварский дух, стихийность. Хаос — полная противоположность культуре, космосу, и в работах художника отображено именно это: уродливые, пугающие формы, наполненные звуковым страданием и смыслом, беспорядочные композиции, отображающие внутренние психологические состояния автора, многозначные абстракции. Отсутствие смысла, какой-либо идейной подачи или зашифрованного послания — тоже смысл. Так для некоторых картин, по большей части созданных посредством спонтанного рисования, характерен именно этот уход «в минус», бессмысленность, полное «ничто», из которого потом и рождается «нечто».

Первые две выставки работ Жана Дюбюффе были встречены с непониманием и даже насмешкой. Впрочем, художника это не удивило. Он и не рассчитывал, что современники поймут его «неискусство». Негодование критиков его не остановило: удивительно, но за свою жизнь художник создал более 10 тысяч работ, которые ныне являются достоянием музеев Лозанны, Нью-Йорка, Берлина, Роттердама, Парижа и даже Москвы.

Кроме всего прочего, за время своей творческой деятельности Жан Дюбюффе неоднократно организовывал выставки так называемого неопримитивизма, куда вошли так тщательно отобранные им работы детей, внеевропейских «дикарей», творчество душевнобольных, крестьянский и городской фольклор и многое другое (об этой коллекции мы поговорим в следующей статье). Коллекция Дюбюффе вкупе с его собственными работами стала фундаментом направления ар-брют, которое популярно среди таких же звуковиков и по сей день.

Ар-брют — это не просто искусство. Это «путешествие в глубины человеческой психики, где ощущения и эмоции переливаются через край».

Что-то есть отталкивающее и одновременно манящее в этих работах, как будто возможность заглянуть за край нашей реальности — мечта любого звуковика.

Читать продолжение

Корректор: Галина Ржанникова