Конец живописи: черным по белому. Часть 1
Неожиданно художник перекрыл цветную композицию черным четырехугольником, затем стал записывать одну за другой все формы, пока на холсте не остался единственный черный квадрат. Сила воздействия точно найденной пропорции размера и цвета была столь велика, что он пришел в крайнее возбуждение и целую неделю не мог ни есть, ни спать...
Птица выбирается из яйца. Яйцо — это мир. Кто хочет родиться
должен разрушить мир. Птица летит к богу.
Герман Гессе, «Демиан»
Конец живописи
Супрематизм — это концерт, куда сошлась мировая живопись, чтобы умереть.
Летом 1915 года Казимир Северинович Малевич работал над задником к опере «Победа над солнцем».
Эта супрематическая опера Алексея Крученых, Михаила Матюшина и Казимира Малевича рассказывала о группе «будетлян», которая отправилась завоевывать далекую звезду. В либретто использовался придуманный авторами несуществующий язык. Музыка была построена на диссонансах и хроматизме. Малевич работал над костюмами и декорациями.
Что можно изобразить на декорациях оперы на несуществующем языке? Солнце — белое и круглое, а победить его может его точная противоположность — нечто черное и квадратное.
Неожиданно художник перекрыл цветную композицию черным четырехугольником, затем стал записывать одну за другой все формы, пока на холсте не остался единственный черный квадрат. Сила воздействия точно найденной пропорции размера и цвета была столь велика, что он пришел в крайнее возбуждение и целую неделю не мог ни есть, ни спать. Этот черный квадрат на белом холсте был невероятной по силе излучения цветоформой. Малевич понял, что создал нечто новое, то, после чего живопись никогда уже не станет прежней.
Через несколько месяцев в Петербурге открылась выставка под названием «Последняя футуристическая выставка картин “0,10”». «0» означал ноль предметности, конец футуризма и начало супрематизма, «10» — предполагаемое количество участников. Был среди них и Малевич. В красном углу, выше всех полотен, где традиционно в русских избах располагалась икона, висел «Черный квадрат». «Квадрат» тут же окрестили иконой нового времени.
Между «звуком» и «зрением». Эпатаж или концептуальность?
По сей день многие обвиняют Малевича в стремлении прославиться на скандале. Действительно, на первый взгляд, подобное экспонирование картины напоминает эпатаж. Но если внимательно присмотреться к тому, что определяло психическое художника, становится понятно, какие скрытые желания на самом деле формировали его творчество.
Казимир Малевич был полиморфом с двойным абстрактно-образным интеллектом, за который отвечают звуковой и зрительный вектора. Однако звуковой вектор доминантен и самый большой по объему желаний. Для такого человека значимая идея ощущается абсолютной ценностью. Смысл для него — Бог.
Чем бы ни занимался развитый звуковик, он всегда будет делать это во имя идеи. Известность, внимание, гонорары — все это кажется мелким и незначительным в сравнении с тем, чему он посвятил свою жизнь.
Эпатаж — одно из проявлений зрительного вектора. Так бывает, когда заданный от природы высокий эмоциональный потенциал не имеет развития, а затем реализации в полезной для общества деятельности. В сути своей эпатаж — это манипуляция вниманием, захват внимания зрителей с использованием запрещенных приемов.
Однако обвинить Малевича в неразвитости или в недостаточной реализации невозможно. Еще до написания «Черного квадрата» он был состоявшимся мастером, прекрасно владел академической манерой письма и мог легко создать любой образ, вызывающий эмоции, не прибегая к крайним средствам.
Он создал нечто небывалое — парадокс, картину без образа. Но не потому, что не умел иначе. В этом был смысл, идея.
Как показать эту картину так, чтобы зритель задумался, остановился, сменил парадигму восприятия? Сознание выключает из поля зрения все, что нами не распознается как образ. Неопознанные картинки зритель воспринимает как «шум» в канале коммуникации, как слепое пятно. Зритель просто не будет тратить силы на рассматривание, если сообщение покажется ему бессмысленным.
Черный квадрат — это манифест. Подчеркнутую демонстративность в его размещении Малевич использовал для того, чтобы вывести зрителя из привычного, автоматического сценария восприятия. Он наделяет свое произведение дополнительными оттенками смысла, делает его концептуальным. Он как бы говорит зрителю: «Смотрите, скоро это будет вашей святыней».
Так и получилось. Все стремительное развитие человечества в 20-м веке прошло под квадратным флагом абстрактного интеллекта.
«Меня распяли бранными словами…»
«Последняя футуристическая выставка “0,10”» перевернула художественный мир. Смело, шокирующе и непонятно — такое впечатление она произвела на современников. Однако даже среди художников многие не понимали, как это явление оценить. На Малевича обрушился шквал критики.
«Меня распяли бранными словами…» — так он начнет одно из своих стихотворений 1916 года.
Казалось бы, написал художник картину и написал, в искусстве двадцатого века бывало и не такое. Однако прошло больше ста лет, а споры о черном квадрате не умолкают.
Действительно, полотно Малевича меньше всего похоже на традиционную живопись: что это за картина, которая ничего не изображает?
Российская писательница, публицист, литературный критик Татьяна Толстая в своем эссе «Квадрат» и вовсе предполагает, что Малевич продал душу дьяволу, за что тот его одарил вечной славой и абсолютным влиянием на искусство и культуру.
Нравится нам «Черный квадрат» или не нравится, сейчас мы живем в постквадратном мире. «Квадрат» оказал огромное влияние на культуру и даже науку.
Гильотина его черной плоскости одним точным ударом разделила культуру надвое: мир доквадратный и мир постквадратный. И одновременно благословила жизнь множества новых явлений. В постквадратном мире зародился дизайн, фотография, кинематограф и т. д.
Черный квадрат не обязательно любить, но не понимать его сегодня опасно — все равно что быть неграмотным в большом городе. Он — азбука современного визуального языка.
Понять этот парадокс искусства двадцатого века совсем не сложно, если взглянуть на живопись через призму знаний тренинга «Системно-векторная психология».
Что такое живопись?
Живопись — порождение зрительной меры, образного интеллекта.
Основу живописной традиции до Малевича всегда составляли образ и сюжет. Они были плотью и кровью живописи с момента ее возникновения, с момента появления первых наскальных рисунков раннего человека.
Образ — это совокупность черт, присущих предмету или явлению, и ассоциативный кокон вокруг него. Образ может быть выражен, например, словом в тексте или изображением в живописи, скульптуре, танце.
Образ — это инструмент одномоментного схватывания. Он является капсулой. Художник или писатель сжимает объемный массив информации до простой формы. Капсула образа раскрывается внутри сознания воспринимающего и добавляет те детали, которых фактически в картине или тексте не было, но они могли бы быть.
Юрий Лотман — советский и российский литературовед, культуролог и семиотик — обращал внимание на эту особенность. Он говорил, что художественный образ способен сам генерировать новые смыслы.
Сюжет (или фабула) — это контекст, обстоятельства, в которых существуют в произведении образы. Это основной драматический конфликт, придающий художественному произведению напряжение и выразительность. В живописи и кинематографе это напряжение часто создает контраст: динамичный пестрый фон, множество людей бегут и кричат, а на переднем плане крупная статичная монохромная по цвету фигура человека с непроницаемым лицом.
Сакральный статус картины и живописная традиция
Картина отличается от картинки. Чем? Своим особым статусом. Картина — это то, что висит на стене, особенно ценная картина — в музее. Поход на выставку — это не просто прогулка, это ритуал. Вся эта сакральная атмосфера обеспечивает безусловное доверие зрителя к тому, что нарисовано на картине.
Сложилось это так потому, что живопись произошла от фрески. Фреска в средние века знакомила с библейскими сюжетами неграмотных. Она должна была максимально точно отображать содержание священного писания, так как ее изображениям доверяли те, кто не мог сам прочесть первоисточник. Сакральный статус фрески и доверие к ней унаследовала картина.
Традиция европейской живописи начинается от художника проторенессанса Джотто ди Бондоне (1266 —1337 гг.). Джотто — создатель традиционного языка европейской живописи. Великолепный художник и прекрасный психолог, он впервые позволил себе авторскую интерпретацию, переосмысление образа и сюжета. Он наполняет свои фрески точнейшими деталями и типажами, подсмотренными в жизни. Именно благодаря Джотто все художники получили возможность иногда бросить в сердцах: «А я художник, я так вижу!»
Эта живописная традиция была незыблемой вплоть до конца XIX века, когда появились импрессионисты, потом постимпрессионисты, кубисты и др. Однако даже многообразие художественных течений конца 19-го — начала 20-го века было связано как пуповиной с живописным языком Джотто присутствием образа или сюжета. Этот образ мог воссоздаваться из глины, как у Сезанна, разрезаться на мелкие кусочки и собираться снова в случайном порядке: нос в одной части картины, глаз — в другой, как у Пикассо. Но всегда был — пусть и в разрушенном виде.
Россия при Петре I переняла европейскую художественную традицию и развивалась в ней с некоторым опозданием вплоть до конца 19-го — начала 20-го века. У нас не было импрессионизма и кубизма, однако в самом начале 20-го века появилось множество интереснейших и самобытных художников, которые раскачали жесткость традиций. Это художественное объединение «Мир Искусства» во главе с Александром Бенуа, «Бубновый Валет» с Кончаловским, Машковым, Ларионовым, Лентуловым. «Футуристы» — братья Давид и Владимир Бурлюк, Наталья Гончарова и др. С футуристами начинал творить и Казимир Малевич.
Почему же квадрат — это смерть живописи?
Итак, живопись, начиная с 13-го века во всем мире, — это образ и сюжет. Живописному изображению верят, так как оно сакрально. И ждут от него рассказа, истории, повествования с авторской трактовкой образов художником.
И вот в России в 1915 году в пространстве выставки, в «красном углу», на подчеркнуто сакральном месте появляется картина, не изображающая ничего!
Взрыв сознания. Это даже не провокация — это диверсия. Акт уничтожения культуры, «всего любовного и нежного».
Как случилось, что обыкновенный художник, тогда еще футурист, Казимир Малевич мог осознанно такое совершить?
Тренинг «Системно-векторная психология» Юрия Бурлана различает два типа интеллекта: образный и абстрактный. Они соответствуют зрительному и звуковому вектору…
Читайте продолжение в статьях «Черный квадрат»: верить или знать? Часть 2 и Интеллект в квадрате: черный космос абстрактного мышления. Часть 3
"В сути своей эпатаж — это манипуляция вниманием, захват внимания зрителей с использованием запрещенных приемов."
Если приемы запрещенные, значит их надо осуждать!
или сначала порассуждать.
"Черный квадрат" размещенный Малевичем в углу это свобода творческого человека. Свобода творческой Йоко Оно (в комнате с белыми стенами стояла лестница, а к потолку была подвешена лупа. Поднявшись, зритель должен был взять лупу, и с её помощью прочитать на висящем под потолком холсте слово «Да») привела ко встрече с Джо Ленноном.
Из следующей статьи:
"Такого диалога между отцом супрематизма Казимиром Малевичем и рафинированным графиком, лидером творческого объединения «Мир искусства» Александром Бенуа никогда не было."
Но зачем придумывать диалог с участием известных имен? тоже эпатаж?
Если этого никогда не было, то на это может кто-нибудь ответить.
Из Википедии: Эпата́ж (фр. épatage) — умышленно провокационная выходка или вызывающее, шокирующее поведение, противоречащие принятым в обществе правовым, нравственным, социальным и другим нормам, демонстрируемые с целью привлечения внимания. Свойственен авангардному, и отчасти модернистскому искусству, однако относится «к внеэстетическим и тем более к внехудожественным реакциям»
Вызывающие, шокирующие, но никак не запрещенные приемы!
Спасибо за статью, эту и последующие!
Вечной славой одаряет только Бог, а дьявол, так тот бездушный, поэтому ни одна душа ему не нужна. Его вспоминают, когда что-то не понимают, когда хотят очернить кого-то. Не разобравших в картине, но чтобы привлечь к себе еще большее внимание, Татьяна Толстая оговорила её автора, Малевича, неосознанно, по незнанию, и она была не одна.
Наконец-то, разобрались с картиной.