Марина Цветаева. Мой час с вами окончен, остается моя вечность с вами. Часть 6

Часть 1 —  Часть 2 —  Часть 3 —  Часть 4 —  Часть 5

Биполярное расстройство, маниакально-депрессивный психоз, циркулярный психоз — классическая психиатрия по-разному в разное время трактовала состояние уретрального звуковика в нехватках. Вождя на полставки не бывает. Когда вокруг уретры пустота, а внутри звуковая бездна, удержаться на этой стороне жизни и смерти очень сложно. Единственное, что может спасти, — звуковая вера, которая выше знания. С требованием этой веры обращается Марина Цветаева ко всем, еще имеющим возможность выбора.

Марина Цветаева с юности пыталась познать природу человеческой души. Она придавала значение самым обыденным и привычным словам, стараясь дойти до самой сути, до корня понятий. Что значит «не могу» и «не хочу»? Марина рассуждала так. Глубину природного человеческого свойства составляют желания, от которых человек, как ему кажется, может на время отказаться, сказав себе «не хочу». Желание при этом сохраняется, человек не может сформировать пространство своих желаний — оно от рождения, «в глубинах крови».

Но есть и пространство духа, которое формирует сам человек своей духовной работой. И это уже из области «не могу», это свобода выбора между примитивным желанием и отказом от него. Не могу поступать подло, не могу предать, не могу навредить другому человеку. «Не могу» священнее «не хочу». «Не могу» — это все исправленные попытки хотеть, это последний итог. Мое «не могу» меньше всего немощь. Больше того: моя главная мощь, значит, есть что-то во мне, что вопреки моим хотениям все-таки не хочет!.. Утверждаю: «не могу», а не «не хочу» создает героев!», — пишет Марина в 1919 году в голодной революционной Москве.

Если в своих желаниях человек не помышляет ни о чем другом, как только о личном благе, то, приняв на веру спущенный сверху постулат о примате общественного над личным, он все равно остается собой — эгоистичным индивидом, который при любом давлении внешних обстоятельств откажется от всего, во что поверил, ведь это не плод его собственной духовной работы, это не стало его и никогда не станет. Только собственный труд души «на вырост», в развитие, в отдачу, когда человек не может действовать по указке животных желаний, приносит устойчивый результат — мощно развитую личность Человека.

Звуковой вектор в психическом бессознательном человека призван находить ответы на самые сложные вопросы мироустройства. Звуковые погружения Цветаевой чрезвычайно интересны. Иногда она не успевает записать мысль полностью, лишь схематично набрасывает ее, часто используя тире, многоточия. В ее рассуждениях всегда больше вопросов, чем готовых ответов, поэтому так интересно читать не только стихи Цветаевой-поэта, но и прозу, дневники Цветаевой-мыслителя.

Рассказывая о людях, с которыми приходилось встречаться, Марина неизменно щедра. Она всегда показывает человека с лучшей стороны, и это не лесть: Цветаева действительно так видит, так ощущает избранных ею людей — они лучшие, достойнейшие из достойных, герои. Марина Цветаева навсегда оставалась в памяти тех, с кем сталкивала ее судьба, а они сами — в ее книгах и книгах о ней. Она творила мифы не только в стихах и в прозе, Марина делала из людей героев в жизни. Самый яркий пример ее «человекотворчества» — Сергей Эфрон.

С арестом мужа и дочери Цветаева лишается средств к существованию. Она лихорадочно берется за любую работу, переводит национальных поэтов, печатает рукописи. В дневнике появляется горькая запись: «Пока я буду писать чужое, кто напишет мое?» Марина признается, что впервые испытывает страх: «Боюсь всего, глаз, шага, а больше всего своей головы…»

«Никто не видит, не знает, что я уже год приблизительно ищу глазами крюк. Я не хочу умереть, я хочу не быть. Вздор. Пока я нужна…» И снова, как всю жизнь, смертная надоба в ней других удерживает Марину от крюка: нужно собирать и носить передачи в тюрьму, на эти передачи нужно зарабатывать. Она составляет сборник для печати. Открывает сборник стихотворение, посвященное Сергею Эфрону. Раньше Марина его не публиковала:

Писала я на аспидной доске,

И на листочках вееров поблеклых,

И на речном, и на морском песке,

Коньками пó льду и кольцом на стеклах, —

И на стволах, которым сотни зим,

И, наконец — чтоб было всем известно! —

Что ты любим! любим! любим! — любим! —

Расписывалась — радугой небесной.

Увы. Сборник «зарезан» еще в издательстве. Чрезвычайно плодовитый критикан Зелинский известен только благодаря своему омерзительному пасквилю на Цветаеву. Теперь Марина окончательно перестала писать. В ее понимании — перестала быть…

Начало Великой Отечественной войны Цветаева восприняла как катастрофу с предрешенным концом. Налетов боялась, в бомбоубежище сидела, окаменев, будто вглядывалась в растущую черную точку неизбежности. В эти страшные дни с ней не было никого. В эвакуацию Марина ринулась в панике. Вот в этот момент, наверное, и умерла окончательно ее душа уретрального вождя стаи.

Вожди не бегут — Марина бежала. Вожди не боятся — она была в панике. Вождь не может не отдавать, Марина была совершенно пуста, четырехмерную отдающую и тем наслаждающуюся уретральную сущность поглотила бесконечная черная дыра ненаполненного больного звука. Голова, которой боялась Марина, взяла верх. Ее охватило тяжелое безумие, побег превратился в самоцель. Не куда, а откуда. Сойдя в Елабуге, Марина тут же возвращается в Чистополь, потом опять едет в Елабугу. Она из последних сил пытается как-то устроить свой и сына быт, найти работу и пропитание. Нигде не хотят видеть «белогвардейку». Цветаева теряет волю, перестает владеть собой.

За день до трагедии Марина отчаянно ссорится с Муром. О чем была ссора, хозяйка не разобрала, говорили по-французски. Осталась запись в дневнике сына. Георгий Эфрон пишет: «Мать. как вертушка. совершенно не знает, оставаться ей здесь или переезжать в Ч(истополь). Она пробует добиться от меня «решающего слова», но я отказываюсь это «решающее слово» произнести, потому что не хочу, чтобы ответственность за грубые ошибки матери падала на меня. Пусть покажет на деле, насколько она понимает, что мне больше всего нужно». Мальчик привык, что ответственность всегда лежит на матери.

Марины Цветаевой не стало в последний день лета 1941 года. Ее предсмертная записка объясняет все. Марина не хотела быть обузой сыну. Эту свою последнюю волю она и исполняет, убивая удивительно выносливое, «семижильное», так любившее жизнь тело.

Сочетание в психическом бессознательном человека уретрального и звукового векторов выражается в неразрешимом противоречии максимального желания жизни физической и стремления к абсолюту чистого звука. Эти два желания никогда даже частично не сливаются, между ними не может быть компромисса.

Наполняя желания в уретральном векторе, человек со всей страстью отдается жизни, проживает будто несколько жизней сразу. Вокруг вождя всегда толпа желающих приобщиться к пиршеству природной отдачи. Жизнь таких людей кажется спрессованной: столько событий в ней происходит, столько людей несут в себе воспоминания о встрече с вождем стаи.

Когда уретральный пир окончен, человек падает в бездну звуковых пустот. Пока ему есть чем эти пустоты наполнять, например стихами, музыкой, познанием, звуковое состояние продуктивно, то есть в нем можно жить. Когда наполнять звук становится невозможно, наступает звуковая депрессия. Страдания ненаполненного звука для многих известных людей стали несовместимыми с жизнью.

Трагические судьбы Пушкина, Лермонтова, Есенина, Маяковского, Цветаевой, Высоцкого являются воплощениями одного уретрально-звукового жизненного сценария, где покончить с собой разом или остановиться на отсроченном варианте в виде алкоголя, наркотиков, неоправданного риска — бессознательный выбор отдельного человека. Суть одна: вон из этой жизни без смысла, где тело зачем-то требует есть, пить, дышать и спать.

В звуке и уретре, при всей их несмешиваемости, есть общее свойство — отсутствие ценности тела. Уретральник, не задумываясь, бросает тело на вражескую амбразуру ради сохранения своей стаи. Для звуковика тело — помеха, отвлекающая от мыслей о вечном. Именно поэтому уретрально-звуковой сценарий часто называют самоубийственным. Но это не значит, что любой человек с таким набором свойств психического обречен на гибель.

Пока человек жив, он наделен свободой воли, свободой выбора, все еще можно изменить. То, что случилось, изменить уже нельзя. Невыносимые страдания толкают людей на отчаянный шаг — лишение себя жизни в надежде избавиться от мук. Поглощение души звуковой пустотой выражается в том, что Н. А. Бердяев называл «поглощенностью собой, бессилие выйти из себя, забыть себя и подумать о других». Высшая степень звукового эгоцентризма, когда человеку бесконечно все равно, кого осиротил, кого оставил без надежды выжить.

Можно ли таким способом избавиться от мук? Нет. Концентрация страданий в тот последний роковой миг зашкаливает сверх всех пределов, полностью аннулируя жизнь. Ужас самоубийцы, перешедшего точку невозврата, останавливает его сердце до того, как наступает смерть тела.

Будто предчувствуя этот ужас и свое раскаяние, Марина Цветаева еще в благополучном Коктебеле 1913 года пишет пронзительные стихи: «Уж сколько их упало в эту бездну…» Прочитанные системно, строки Цветаевой звучат намного глубже, чем принято их понимать. Это предостережение всем нам, живым, от непоправимой ошибки падения в бездну: «Будет все, как будто бы под небом и не было меня».

Трагедия любого самоубийцы, от самого гениального уретрально-звукового поэта до человека мало кому известного, — это трагедия отторжения общей психической матрицей того, кто не оставил в ней отпечатка. Это значит, что придется снова и снова латать пустоты недовнесенного, круговорот страданий и попыток исправления повторится.

И будет жизнь с ее насущным хлебом,
С забывчивостью дня.
И будет все… 

Корректор: Наталья Коновалова