Сталин. Часть 12: Мы и они

Часть 1 - Часть 2 - Часть 3 - Часть 4 - Часть 5 - Часть 6 - Часть 7 - Часть 8 - Часть 9 - Часть 10 - Часть 11

Обозначив цель построения социализма в одной стране, Сталин противопоставил этой одной стране все остальные. Надо сказать, что противостояние России миру не было чем-то принципиально новым. Нас всегда хотели и не раз пытались взять. Политика «маленьких и гуманных» европейских держав на протяжении столетий выражалась в стремлении любыми способами ослабить Россию для использования ее в своих целях. И каждый раз провидению было угодно, чтобы этого не случилось, обонятельная мера вовремя поворачивала нос в сторону наибольшей угрозы.

Не получилось уничтожить Россию и в первой империалистической бойне. Ленин, гениально переиграв своих «союзников» на западе, въехал на немецком броневике в понятное только ему будущее новой Страны Советов, грозящей европейскому истеблишменту дубиной мировой революции.

Системно совершенно ясно: социалистическая революция в Европе была абсолютной утопией. Победа идей Маркса — Ленина в одной отдельно взятой России, кроме необходимых политико-экономических предпосылок, обеспечивалась и на глубинном уровне психического бессознательного, что не менее, если не более, важно, чем прогнивший российский трон и перешедшее всякие пределы обнищание народа. Коммунистические идеи революции точно попадали в матрицу уретрально-мышечного менталитета России, они были созвучны традиционной мышечной общинности россиян и давали наполнение извечному звуковому, богоборческому по сути своей, поиску, находящему лишь временное удовлетворение в религиозных догмах.

Ничего этого не имела кожная ментальность Западной Европы. Оттого упорные попытки Коминтерна экспортировать российскую революцию отзывались лишь краткими вспышками локальных восстаний. Страшно далеки были уретрально-звуковые идеи революции от ментальности европейского народа. Обонятельные политики Запада это понимали и мифической мировой революции не очень боялись (достаточно было запретить в Германии компартию, чтобы решить революционную проблему!)

Куда страшнее для Запада был стремительно набирающий силу СССР. Мировой обонятельный «фининтерн [1]» с равным удовольствием использовал бы его и как дрова для пожара мировой революции, и в топке новой мировой войны. Отказавшись от экспорта революции и безжалостно громя внутрипартийную оппозицию «иудушки Троцкого» и «раскольницы Крупской», до которых, казалось бы, не было никакого дела никому за пределами страны, Сталин, как это ни парадоксально, оказал неожиданное и серьезное сопротивление «мировой закулисе». Европа сгруппировалась для ответного удара. Началась усиленная подпитка Германии по «плану Дауэса».

Международный единовременный заем в 800 млн марок позволил Веймарской республике стабилизировать экономику, выплатить репарации и войти в «золотые двадцатые». Всего с 1924 по 1929 гг. Германия получила кредитов на 21 млрд марок. Локарнские договоры, подписанные в Лондоне в 1925 г., зафиксировали границы европейских стран, разделив их на два сорта: западные незыблемые и восточные (для Германии) «открытые», по которым никаких гарантий не давалось. Казалось, в Европе наступила долгожданная стабилизация, по крайней мере германский министр иностранных дел Штреземан получил за Локарно Нобелевскую премию мира.

Сталин, в отличие от благодушных немецких политиков, не обольщался Локарно и не верил, что экономически растущая Германия смирится с предписанным ей положением. Локарно для Германии тот же Версаль, закрепляемое локарнскими соглашениями соотношение сил чревато новой войной, считает Сталин. Его мнение разделял и главнокомандующий рейхсвером фон Сект, при поддержке которого между СССР и Германией был заключен договор о дружбе, а по сути, о совместных программах в области вооружения. В обстановке, когда и Европа, и США дружно помогали экономическому росту и перевооружению Германии, для находящегося в международной изоляции СССР этот договор был единственным шансом не только быть в курсе дела, но и учиться промышленному строительству у лучших — немцев.

Сложные и противоречивые отношения СССР на востоке с Китаем — Чан Кайши, единственным противовесом враждебной Японии, давали Сталину серьезный повод для опасений. Не имея достаточной военной мощи, он вел политическую игру, сталкивая интересы стран региона и получая свои политические дивиденды. Сталин успешно соединял звуковую коммунистическую идеологию с обонятельным финансовым чутьем в единую геополитическую доктрину.

Мысль продать Китайско-Восточную железную дорогу японцам пришла ему еще в 1925 г. Министры его не поддержали, имея свое мнение. Тем не менее в 1934 г. КВЖД все-таки была продана, как и предлагал Сталин, предвидящий, что удержать дорогу в своих руках нам не удастся. Хорошо, что успели. Схожая ситуация с денежной компенсацией возникнет и в 1939 г. Вопреки Молотову Сталин согласится на условия Гитлера — компенсацию золотом за недопоставленное по договору о сотрудничестве оборудование. Это золото очень пригодилось нам потом во время войны.

Безошибочность обоняния выражается и в отношении к деньгам как к инструменту для выполнения обонятельной видовой роли — ранжирования стаи. Вне мистических и прочих воображаемых наслоений деньги перестают быть фетишем и начинают работать как инструмент ранжирования, то есть как должно. В полной мере такое отношение к деньгам свойственно только обонятельникам. Именно поэтому они и руководят финансами.

Основным направлением политических сил Сталина оставались внутренние дела вверенного ему СССР. В 1926 г. страна вступила в период «прямой индустриализации», главной задачей которой было налаживание собственного производства орудий и средств производства. Финансов на это не было, грабить колонии и получать военные контрибуции извне, подобно капиталистическим странам, Союз не имел возможности. Оставалось изыскивать внутренние резервы. Единственным таким резервом был товарный хлеб, производимый кулацкими хозяйствами, получавшими экономическую помощь от государства.

За счет этого резерва строились заводы, завершилось строительство Волховской ГЭС, было начато строительство Нижнесвирской и Днепровской ГЭС, прокладывались железные дороги в Туркестане и Волго-Донской канал. Все это требовало средств, которые добывались именно за счет «ножниц цен», с крестьянства, вынужденного не только платить в счет государства налоги прямые и косвенные, но еще и переплачивать за товары промышленного производства. Ситуация эта вызывала понятное чувство несправедливости у левой оппозиции, не согласной с линией Сталина на постепенное объединение хозяйств и их индустриализацию. Горячие оппозиционные головы отчаянно спешили, готовые пожертвовать и собой, и страной.

Левая оппозиция требовала немедленного изменения курса, поддержки бедняков и возобновления мировой революции. Идеи левых были опасны не столько сами по себе (рациональные зерна в их взгляде имелись), сколько тем, что вносили смуту и раздор в партию, концентрировали недовольство внешней мирной политикой СССР, все еще совершенно не готового к войне с враждебным капиталистическим окружением.

В условиях неослабевающей угрозы войны извне и крайне неустойчивого положения внутри страны, зреющей крестьянскими бунтами, создалась ситуация, не совместимая с концепцией выживания. Троцкий, отказавшийся от работы в регионах (Сибирь и Средняя Азия), был выслан в Алма-Ату по статье УК о контрреволюционной деятельности. Каменев и Зиновьев — в Калугу. С этими было покончено. Когда против линии Сталина на коллективизацию выступили и его недавние сторонники — Бухарин, Рыков, Томский, Сталин подает в отставку. Обонятельное психическое недвусмысленно сигнализирует: работать на этом посту крайне опасно для выживания, следовательно, невозможно.

Отставка И. В. Сталина принята не была. По причинам, которые вряд ли можно объяснить с позиции рационального: люди, яростно противящиеся воле генсека, занять его место не спешили. Или не могли. Не соответствовали в психическом требованиям времени. Провидение, отвечающее за жизнь общности людей на шестой части суши, безошибочно подтверждало свой выбор обонятельного Сталина. Только он мог гарантировать выживание. Цена? О ней никогда особенно не рассуждали на уретральном, евразийском, практически безграничном ландшафте.

В 1928 г., несмотря на обильный урожай, государство недополучило против прошлого года 130 млн пудов хлеба. Крестьяне открыто игнорировали распоряжения власти о хлебосдаче по твердым ценам, сокращали посевы, поднялась волна спекуляций. Сталин отправляется в Сибирь, в «таежные республики», никогда не знавшие крепостного права и в Гражданскую войну не подчинявшиеся ни красным, ни белым. Его призывы покрыть дефицит хлеба, угрозы наказать спекулянтов и конфисковать хлеб силой встречены откровенной насмешкой. Вернувшись, Сталин мобилизует на «фронт хлебозаготовок» 30 тыс. рабочих. Прорыв ликвидирован, дефицит хлеба покрыт.

В 1928 г. Сталин подошел к своему Рубикону. За неимением иной стаи ему предстояло погибнуть здесь, вместе с не ведающими, что творят, недоранжированными недоразумениями, помышляющими лишь о личных амбициях и своем желудке. Или выжить, даже если ради этого придется перевернуть тысячелетний крестьянский устой страны и лишить большинство населения личной свободы во имя целостности и независимости государства.

Обоняние всегда выбирает жизнь. Поэтому крестьянство было обложено добавочным налогом «в интересах индустрии, обслуживающей всю страну, в том числе и крестьянство». Сталин уверен, что ради целостности государства единоличники могут и потерпеть. Взят уверенный курс на коллективизацию и индустриализацию крупных хозяйств. Позднее в разговоре с Черчиллем Сталин охарактеризует этот период как самый тяжелый. Премьер-министр Великобритании заметит: за столь сжатый срок было сделано невозможное.

Сжатые сроки… В силу своего психического склада Сталин, как никто из его окружения, ощущал, насколько они сжаты. У страны не было времени на постепенное мирное развитие и в период столыпинских реформ, поэтому реформы эти большей частью так и остались на бумаге, а Российская империя канула в Лету. Не было времени и сейчас. С одним только отличием. У руля стоял политик, видовая роль которого — выжить во что бы то ни стало — не оставляла выбора ни ему самому, ни его стае. Переход от «либерализма» в отношении левых и правых уклонистов к открытой войне с ними был необходимым условием выживания. В январе 1929 г. «левый» Троцкий выслан из СССР, «правый» Бухарин кается в своих ошибках. Уклонисты окончательно «выпадают из тележки революции», Сталин становится монополистом власти, единоличным правителем партии и государства. С начала 1930-х его должность «генеральный секретарь» не обозначается, в новую гражданскую войну с крестьянством Сталин вступает в новой должности, теперь он «вождь».

Читать продолжение.

Другие части:

Сталин. Часть 1: Обонятельное провидение над Святой Русью

Сталин. Часть 2: Неистовый Коба

Сталин. Часть 3: Единство противоположных

Сталин. Часть 4: Из вечной мерзлоты к апрельским тезисам

Сталин. Часть 5: Как Коба Сталиным стал

Сталин. Часть 6: Зам. по чрезвычайным вопросам

Сталин. Часть 7: Ранжирование или лучшее средство от катастроф

Сталин. Часть 8: Время собирать камни

Сталин. Часть 9: СССР и завещание Ленина

Сталин. Часть 10: Умереть за будущее или жить сейчас

Сталин. Часть 11: Без вождя

Сталин. Часть 13: От сохи и лучины к тракторам и колхозам

Сталин. Часть 14: Советская элитарная массовая культура

Сталин. Часть 15: Последнее десятилетие перед войной. Смерть Надежды

Сталин. Часть 16: Последнее десятилетие перед войной. Подземный храм

Сталин. Часть 17: Любимый вождь советского народа

Сталин. Часть 18: Накануне вторжения

Сталин. Часть 19: Война

Сталин. Часть 20: По закону военного времени

Сталин. Часть 21: Сталинград. Убей немца!

Сталин. Часть 22: Политические гонки. Тегеран-Ялта

Сталин. Часть 23: Берлин взят. Что дальше?

Сталин. Часть 24: Под печатью молчания

Сталин. Часть 25: После войны

Сталин. Часть 26: Последняя пятилетка

Сталин. Часть 27: Быть частью целого