Стрессоустойчивость во время войны. Жизнью победить смерть
Головой мы понимаем, что после войны будет жизнь. Наверное, будет, не может не быть. Но как представить себе будущее, когда вокруг творится ад? Когда единственное, что может заботить, — это выживание. И за него уже нет сил бороться. Ведь вера тоже не безгранична...
Даже один день войны — это страшно. Тот, кто не был на войне, не может себе представить, что это такое. Ощущение, что будущего нет, а есть только бесконечно тянущееся черное настоящее.
Битва за еду и воду, которой может не достаться сейчас, а потом не быть еще две недели. Битва за то, чтобы согреться и объяснить ребенку, что надо потерпеть еще, не выходить из подвала. И так 8 лет. Как в таких условиях сохранить стрессоустойчивость?
Головой мы понимаем, что после войны будет жизнь. Наверное, будет, не может не быть.
Но как представить себе будущее, когда вокруг творится ад? Когда единственное, что может заботить, — это выживание. И за него уже нет сил бороться. Ведь вера тоже не безгранична.
Окопная болезнь
«Окопная болезнь» — так описал ее Михаил Шолохов в «Они сражались за Родину»:
«…Это болезнь не телесная, а мозговая... Еще с зимы стал я примечать за собой, что чего-то я меняюсь характером. Разговаривать с приятелями стало мне неохота, бриться, мыться и другой порядок наблюдать за собой — то же самое. За оружием, прямо скажу, следил строго, а за собой — просто никак. …И почитай, два месяца бельишка не менял и не умывался как следует.
Один бес, думаю, пропадать — что умытому, что неумытому. Словом, в тоску ударился и запсиховал окончательно. Живу, как во сне...»
Бессмысленность, тяжесть, отсутствие сил от ежедневной борьбы за жизнь — это объяснимое состояние для нормального человека, оказавшегося в условиях войны.
Когда вокруг умирают люди, безвинные, много, то и смысл собственной жизни сводится к нулю. Ведь у многих на войне за короткое время погибают все самые близкие. Обрывается невидимая с ними связь, и это воспринимается как собственная смерть. И как тогда жить дальше? Зачем?
Сил нет, остается только страх, который может превратить человека в озлобленное животное или, наоборот, в затравленного зверька. Хочется уснуть, чтобы ничего не чувствовать и проснуться в новой, хорошей реальности.
«На войне, как говорится, ты наполовину человек, а наполовину зверь. Это так… Другим способом не выжить. Если будешь только человек — не уцелеешь. Башку снесет! На войне надо что-то о себе вспомнить. Что-то такое… Вспомнить что-то из того, когда человек еще был не совсем человек… Я не сильно ученая, простой бухгалтер, но это я знаю».
От острого выживания к наслаждению жизнью
Кажется, что если перестать чувствовать, то будет легче. На самом деле именно сверхчувствование позволяет жить и радоваться жизни, даже в условиях войны. Особенно в условиях войны.
Человек устроен таким образом, что наибольший прилив сил и воодушевления он испытывает от любви и от реализации себя в обществе. То есть от ощущения, что он кому-то нужен и полезен. Ведь именно при заботе о других возрождается та самая эмоциональная связь с людьми, которая является топливом для жизни человека. Восстанавливается смысл, который был разрушен и разорван в клочья. Душа постепенно становится целостной, и у человека появляются силы не выживать, а жить. И даже испытывать радость.
В этом смысле можно сказать, что бойцам, воюющим на фронте, медицинским работникам и волонтерам повезло чуть больше, чем остальным. Они заняты делом, которое для них важнее собственной жизни.
Известно, что, для того чтобы самому выбраться из уныния и стресса, нужно начать помогать другим. Настоящее дело дает человеку устойчиво хорошее психологическое состояние и в мире, и на войне.
Здесь срабатывают два психологических механизма:
Первый. Смещение фокуса с себя на другого человека позволяет не думать о своей беде, хотя бы какое-то время.
«Помню, что четыре дня я не спала, не присела, каждый кричал: «Сестра! Сестренка! Помоги, миленькая!» Я бегала от одного к другому, один раз споткнулась и упала, и тут же уснула. Проснулась от крика, командир, молоденький лейтенант, тоже раненый, приподнялся на здоровый бок и кричал: «Молчать! Молчать, я приказываю!» Он понял, что я без сил, а все зовут, им больно: «Сестра! Сестричка!» Я как вскочила, как побежала — не знаю куда, чего. И тогда я первый раз, как попала на фронт, заплакала».
Второй механизм. При переключении на других людей конечность собственной жизни и страх за нее уходит на второй план, потому что вы становитесь сопричастны к продолжению жизни тех, о ком заботитесь.
Мозг бессознательно воспринимает это как: «если выживут они, то будет продолжаться и моя жизнь».
Поэтому на место бессмыслия и ощущения конечности существования приходит что-то другое, что позволяет не чувствовать своей боли и идти вперед.
«Тридцатого мая сорок третьего года… Ровно в час дня был массированный налет на Краснодар. Я выскочила из здания посмотреть, как успели отправить раненых с железнодорожного вокзала. Две бомбы угодили в сарай, где хранились боеприпасы. На моих глазах ящики взлетали выше шестиэтажного здания и рвались.
Меня ураганной волной отбросило к кирпичной стене. Потеряла сознание… Когда пришла в себя, был уже вечер. Подняла голову, попробовала сжать пальцы — вроде двигаются, еле-еле продрала левый глаз и пошла в отделение, вся в крови.
В коридоре встречаю нашу старшую сестру, она не узнала меня, спросила: «Кто вы? Откуда?» Подошла ближе, ахнула и говорит: «Где тебя так долго носило, Ксеня? Раненые голодные, а тебя нет». Быстро перевязали голову, левую руку выше локтя, и я пошла получать ужин. В глазах темнело, пот лился градом. Стала раздавать ужин, упала. Привели в сознание, и только слышится: «Скорей! Быстрей!» И опять — «Скорей! Быстрей!» Через несколько дней у меня еще брали для тяжелораненых кровь. Люди умирали…»
Этот природный механизм известен всем матерям. Материнский инстинкт помогает женщинам вытаскивать детей из болезней, не спать сутками и иметь силы, чтобы буквально сворачивать горы ради ребенка.
Не становление животным, а, наоборот, сверхочеловечивание — обострение чувств к другим людям и осознанное переключение на помощь им — позволяет раскрыть все резервы тела и души и жить на полную катушку, даже на войне. Жить, то есть чувствовать жизнь.
Чтобы сохранить жизнь
Гибель других людей мы бессознательно ощущаем как свою собственную. Ведь наглядно понимаем, что жизнь конечна.
Этот бесконечный страх за себя и близких настолько туманит разум, что человек может совершить роковую ошибку и не суметь выжить там, где был шанс.
В то время как переключение на помощь другим подтягивает резервы организма таким образом, что человек становится более собранным и сосредоточенным. Страхи меркнут перед чем-то более важным, перед связью с настоящими живыми людьми, которым вы помогаете здесь и сейчас.
Именно таким образом голова очищается от стресса, приобретается необходимая устойчивость. Рациональное мышление встает на место, и вы четко и трезво понимаете, что и в какой момент следует делать. А это и есть возможность спасти свою жизнь, не запаниковав в опасной ситуации.
О душе
Война, кажущаяся на первый взгляд чем-то звериным, бессмысленным, не достойным происходить в современном обществе, дает импульс к духовному развитию человека. К сплочению людей и возможности проявить себя. Пусть даже в мелочах.
«Помню, отпустили меня в увольнение. Прежде чем пойти к тете, я зашла в магазин. До войны страшно любила конфеты. Говорю:
— Дайте мне конфет.
Продавщица смотрит на меня, как на сумасшедшую. Я не понимала: что такое — карточки, что такое — блокада? Все люди в очереди повернулись ко мне, а у меня винтовка больше, чем я. И все вдруг стали просить, вся очередь:
— Дайте ей конфет. Вырежьте у нас талоны.
И мне дали…»
Люди естественным образом ощущают этот призыв. И во время сложных социальных ситуаций, будь то войны, эпидемии, стихийные бедствия с ужасными последствиями — люди объединяются в группы для помощи другим, даже никого не надо специально просить.
Каждый человек от рождения обладает какими-то способностями. Именно их вы проявляете в ежедневных делах, и в работе. Кто-то от природы хороший педагог и может с легкостью обучить кого угодно и чему угодно. Есть милосердные люди, которые готовы обогреть и перевязать рану даже ценой собственной жизни. У кого-то дар смелости. А кто-то просто хорошо готовит или читает сказки детям.
Любой талант дан нам не случайно. Любым из этих даров мы, люди, можем поделиться с другими и сделать и свою, и чужую жизнь чуть лучше. Ведь другой жизни у нас не будет.
«А из последних дней на войне мне вот что запомнилось. Едем мы — и вдруг откуда-то музыка. Скрипка... В тот день для меня закончилась война. Я вспоминаю ту скрипку, ее тонкий, слабенький звук, как звук детского голоса, и мое состояние тогда — как будто я от тяжелого сна отошла. Как прекрасен мир! Как прекрасен человек!» *
